Читать книгу "Колдовское наваждение - Аннет Клоу"

Поднявшись к себе, она позволила Мэй, чтобы та помогла ей раздеться и расчесать волосы. Ей всегда так хорошо думалось обо всем, когда она снимала все корсажи и в просторном легком халате, сидя за туалетным столиком, расчесывала волосы.

Именно в эти вечерние часы, перед сном, ей приходили в голову самые лучшие идеи.

— Мэй, — спросила Патриция у служанки, — что ты скажешь о возвращении в Новый Орлеан?

— В Новый Орлеан! — воскликнула Мэй, и лицо ее озарилось улыбкой. — Неужели это возможно, мисс Патриция? О, Боже!

— Тебе так не нравится жить на Севере, освободившем тебя? — поддразнила ее Патриция.

— Нет, мэм. Здесь слишком холодно и слишком много белых людей, — ответила Мэй. — Мне так хочется вернуться туда, где не стынет в жилах кровь и где люди не говорят так быстро, что ничего не возможно понять — вернуться домой, к своим родным и друзьям. Да, и к тому же в Новом Орлеане теперь все тоже свободны.

— Я тоже хочу вернуться туда, Мэй. Доктор сказал, что Эмилю нужен южный климат. В нем он скорее выздоровеет. Только Эмиль настроен против меня, и я ума не приложу, как заставить его согласиться. Он даже видеть меня не хочет, не говоря об отъезде со мной вместе в Новый Орлеан… — печально сказала Патриция.

Мэй закончила расчесывать волосы своей хозяйки. Уж она-то знала об отношениях Эмиля и Патриции практически все, хотя та не имела привычки изливать кому-то душу. Но почти вся жизнь Патриции происходила на ее глазах. Сейчас Мэй была уверена, что такая сильная любовь не может исчезнуть бесследно, и Эмиль просто из каких-то соображений скрывает свои истинные чувства.

— Помните того маленького мальчишку по имени Пенуа? — неожиданно спросила Мэй. — Ну, того, что свалился с лошади и был парализован?

Патриция нахмурила брови, стараясь припомнить:

— Что-то не вспоминается. А какое это имеет отношение к Эмилю?

Мэй продолжила:

— А помните мистера Сейбера, у которого рука попала под пресс и тоже была сильно искалечена?

— Да, помню. Его лечила та женщина… Кажется, тетушка Моника, — сказала Патриция, и вдруг ее осенила догадка.

— Эмиль!.. Ты думаешь, что она сможет помочь ему?!

— Она применяет сильнодействующие средства, — сказала Мэй уклончиво.

— Но это же не черная магия или что-нибудь в этом роде? — спросила нерешительно Патриция.

Мэй пожала плечами и ответила:

— Тетушка Моника — знахарка. У нее большой дар, и она никогда не наводила порчи. Она использует его, чтобы лечить людей, и почти всегда помогает. Доктора совсем отказались от Пенуа, и только тетушка Моника помогла ему.

Патриция задумалась и вспомнила все, что знала об этой женщине. С детства она слышала от негров, служивших в их доме, о ее чудесных исцелениях.

Тетушка Моника была свободной женщиной из цветных. Она происходила из квартеронок, становившихся, как правило, содержанками богатых мужчин Нового Орлеана. Но Моника не была красивой, и судьба избавила ее от подобной участи.

Начинала Моника как повивальная бабка, а потом стала готовить всякие снадобья и питье от болезней. У нее лечились все негры, а также белые люди, от которых совсем отказались доктора. Патриция теперь отчетливо вспомнила историю с мальчиком, упавшим с лошади, и много других случаев, в которых знахарка помогала людям, лишившимся возможности двигаться. Она так успешно лечила больных, что они возвращались к нормальной жизни.

Сопоставив все факты, Патриция теперь твердо убедилась, что если кто и вылечит Эмиля, то это будет только тетушка Моника.

— Знаешь, Мэй, я думаю, что смогу заставить Эмиля поехать в Новый Орлеан, — уверенно сказала Патриция.

— Хорошо бы, но как? — спросила служанка.

— Не беспокойся, теперь я что-нибудь придумаю, — ответила Патриция и отослала Мэй. Она уселась в большое кресло, удобно поставив ноги на скамеечку, и опять погрузилась в раздумья.

Итак, она убедилась, что любит Эмиля, а он ее — нет. Но она обязана как жена сделать все для его выздоровления, вне зависимости от того, желает он или нет. Ей придется действовать решительно и неумолимо. Прежде всего, его надо забрать из дома отца, где семья, потакая больному, только вредила ему.

Но как забрать Эмиля без его согласия?

Внезапно ее осенило! Теперь она знала, как пробудить Эмиля к жизни, разбить броню его безразличия к собственной судьбе и судьбе его родных.

Он, возможно, возненавидит ее еще больше, но ей нечего терять. Все равно он не любит ее.

Глава 17

Патриция быстро убедила Генриха Миллера, что открывать новый магазин нужно в ее родном Новом Орлеане. Она обратила его внимание на то, что после войны там многие разорились, поэтому и земля, и рабочая сила, необходимая для постройки магазина, будет очень дешевой.

Когда Генрих Миллер задумался над ее предложением, она добавила, что Новый Орлеан всегда был центром Юга, куда — рано или поздно — опять начнут стекаться богатые люди, и, кроме того, как и раньше, с плантаций будут приезжать за покупками.

— Знаешь, — с энтузиазмом сказала Патриция, — мы сможем открыть там роскошный магазин, где будут продаваться последние модели одежды, кружева, фарфор и драгоценности. Сейчас есть множество людей, разбогатевших на спекуляции во время войны, и мы сможем помочь им потратить свои деньги. Я устрою там «Парижский салон», где будут работать обедневшие аристократки из Французского квартала и где будем шить новые модели по парижским журналам. И, конечно, все наши обычные товары с простой обувью, одеждой, тканями, и еще обязательно нужна будет секция со скобяными товарами — гвозди, молотки, инструменты. Люди непременно начнут восстанавливать разрушенные войной дома, и все это быстро пойдет в ход. Ты будешь совершать закупки на фабриках Севера и снабжать товарами магазин в Новом Орлеане. Я уверена, что у него большое будущее.

Генрих внимательно выслушал все ее аргументы и, признав их убедительность, дал свое согласие.

Это был деловой разговор деловых людей, и Патриция завершила его просьбой о повышении ей жалованья, так как она, став хозяйкой крупного магазина, возьмет на себя и большую ответственность. Генрих засмеялся.

— Ты уговариваешь меня открыть новый магазин в твоем родном городе за мой счет, полностью владеть им, да еще и просишь прибавку к жалованью? — сказал он и опять засмеялся, хотя в глазах его мелькнула печаль. С реализацией этой идеи Патриция обретет еще большую независимость, и, возможно, будет для него потеряна навсегда.

— Хорошо, — сказал Генрих, — а теперь давай договоримся о разделе прибыли. Пополам тебя устраивает?

Патриция улыбнулась и протянула ему руку.

— Хорошо! — ответила она. Генрих пожал ее руку и, на мгновенье задержав в своей руке, очень серьезно сказал: