Читать книгу "Гостомысл - Александр Майборода"

— В возах меха, мед, воск, — сказал Доброжир дрожащим голосом.

— Где золото и серебро?! — спросил Готлиб.

Доброжир подошел к одной из телег, положил на рогожу руку и сказал:

— Здесь золото.

Готлиб подошел к телеге.

— Показывай!

Доброжир потянул рогожи с воза.

— С других возов тоже пусть снимают рогожи, — распорядился Готлиб. — Буду смотреть.

Сопровождавшие обоз горожане начали открывать возы. Через минуту весь товар в телегах был налицо.

Готлиб осмотрел бочки с золотом и серебром и убедился, что бочки были исправны и обычного размера. Тогда он приказал вскрыть бочки.

Горожане осторожно сбили обручи с бочонков с золотом, подняли крышки, и перед глазам данов засияло золото.

Золота было так много, что Готлиб почувствовал, как его сердце учащенно забилось, задрожали руки.

«Ах, было бы столько золота у меня, когда я боролся за власть с братом Годофридом! — едва не воскликнул вслух Готлиб и прикинул в уме: — На это золото я смог бы набрать большое войско и отобрать у брата королевскую корону».

Однако, завершая осмотр, Готлиб недовольно скривил лицо и сказал:

— Маловаты бочонки.

— Так, обычные бочонки, — осмелился возразить Доброжир.

— Молчи, раб, — сказал Олав.

— Теперь откройте бочонки с серебром, — приказал Готлиб, пропустивший замечание Доброжира мимо ушей.

Вновь застучали топорики. Крышки открылись, и лицо Готлиба стало еще кислее.

С недовольной гримасой он молча осмотрел содержимое бочек. Затем перешел к телеге с мехами и начал их перебирать.

— Хорошие меха, — не удержался он от похвалы и осекся: неосторожной похвалой он связывал себе руки, а этого допустить было нельзя.

«Похвала только портит дикарей, им нужен кнут!» — подумал Готлиб, и ему пришла в голову мысль, надо бы найти повод развязать себе руки и отказаться от всех обязательств.

Размышляя над тем, к чему бы ему придраться, Готлиб задумчиво перебирал шкурки, и тут ему в руки попала побитая молью шкурка. Готлиб обрадовался. Напустив на лицо гнев, Готлиб бросил угрожающий взгляд на Доброжира. Тот невинно закатил глаза к небу.

Готлиб медленно поднес испорченную шкурку к носу Доброжира.

— И что это?

Лицо Доброжира покраснело.

— Ах, проклятые, надо же испортили мех, — запричитал он и набросился на старшин, которые стояли неподалеку, затаив дыхание: — Чьи это меха?

Старшины молчали, и Доброжир пригрозил:

— Глупые! Я же предупреждал вас. Вот что, — будете молчать, даны рассердятся и тогда жди беды. Лучше пусть один пострадает. Так чей это мех?

Крив, глядя в землю, неохотно сознался:

— Моей слободы это мех. Я его сейчас заменю.

— Дурак! Скажи слугам, чтобы скорее несли меха на замену, — сказал Доброжир и обратился к Готлибу: — Господин конунг, прости за недогляд, сейчас принесут новый мех.

Готлиб зло мазнул испорченной шкуркой по лицу старшины, бросил шкурку на землю и кивнул Харальду:

— Харальд, каждую шкуру проверь!

— Проверю, — сказал Харальд.

Затем обратился к Олаву, который помогал в общении с Доброжиром.

— А дикарю скажи, что за обман взыскаем вдесятеро.

Лицо Харальда расплылось в довольной улыбке.

Услышав слова дана, Доброжир похолодел, — его дурные

предчувствия сбывались, конунг искал предлога, чтобы нарушить свое обещание не грабить город.

Доброжир попытался успокоить Готлиба:

— Господин конунг, мы все исправим...

Но Готлиб не стал слушать и перешел к возам с продовольствием. Здесь он сразу придрался к муке.

Он схватил горсть муки и начал совать ее в лицо Доброжиру и орать, брызгая слюной.

Доброжир не шевелился и вскоре стал похож на гипсовую статую.

Этой картиной забавлялись собравшиеся вокруг даны: тыча пальцами в словенских старшин, они хохотали, держась за животы.

Наконец Готлибу надоело это развлечение, и он перешел к делу.

— Вот что! Боги мне свидетели, что с дикарями я старался вести себя честно: я даже дал им слово, что не трону их города, если они заплатят небольшой выкуп. Хотя рабам я никаких обещаний не даю. Но, как знаете, я всегда был честным и мягким человеком. И я дал обещание рабам, хотя они и не заслуживали моего снисхождения! — громко сказал он с нескрываемой иронией, обращаясь к данам.

Из толпы данов послышались крики, перемешанные с хохотом.

— Да, наш конунг добрый и честный человек!

Готлиб поднял руку, призывая к тишине. Как только хохот стих, продолжил:

— Но пусть боги будут свидетелями того, что дикари нас обманывают, — они подсовывают нам худые меха и дают маленькие бочонки золота и серебра.

Из толпы послышались крики:

— Смерть рабам!

Готлиб повысил голос:

— Раз они нас обманывают, то идите и сами возьмите у них все, что захотите!

Доброжир упал к ногам Готлиба.

— Господин конунг, пощади нас.

Готлиб брезгливо оттолкнул его ногой и крикнул:

— А этих собак посадите в подвал. Пусть они побудут у нас заложниками. И если в городе хоть одного воина пальцем тронут, мы их вздернем на воротах.

Глава 36

Ратиша поднял Гостомысла с утра пораньше, еще до зари.

С вечера они договаривались сбегать на лодке в одну из многочисленных проток, где Ратиша несколько дней назад обнаружил лежку огромных сомов, и порыбачить.

Ратиша за последнее время стал близким другом Гостомысла.

Ратиша нравился Гостомыслу: его мысли ловит с лета, словно их предугадывает, да и с выполнением заданий ждать не приходится.

Сегодня он пообещал показать ему, как ловить сомов.

На рыбалку оделся Гостомысл просто: штаны из суровой домотканины, заправленные в высокие кожаные сапоги, кожаный жилет, поверх — кафтан из толстой шерсти.

Когда выходил, Ратиша набросил ему на плечи еще и овчинный тулуп.

— Я не замерз, — сказал Гостомысл.

— На воде холодно, — сказал Ратиша.

Гостомысл накинул на плечо тяжелый тулуп, и они пошли к причалам.

Лодка была причалена около княжеской ладьи.

У лодки стояло четверо парней. В руках у одного горел факел, который смутно освещал лодку и борт ладьи.