Читать книгу ""Мы не дрогнем в бою". Отстоять Москву! - Валерий Киселев"

«А штаб нашего полка, – невольно подумал Вольхин. – Как это Шапошников так умеет подбирать и готовить людей, что все знают свое дело и столько времени держатся вместе. В двух других полках люди в штабах за это время терялись по несколько раз».

– Плохо, конечно, что до войны мы не отрабатывали такие вопросы, как выход из окружения и отход, – продолжал Шапошников, – да и после финской войны у многих появилась боязнь охватов и окружений.

– Разве на финской нас окружали? – удивился Вольхин.

– Я имею в виду бои мелких подразделений, такие случаи были. Люди боялись остаться без связи, боялись плена, и не столько потому, что зверств боялись – последующего суда своих. Многих летчиков, попавших в плен, после войны судили за измену Родине. И сейчас многие боялись окружения, поэтому нередко отступали тогда, когда еще можно было сражаться.

– А помните Милославичи? Я все хочу вас спросить, почему мы тогда атаковали только в лоб? Неужели нельзя было обойти лесом, с правого фланга?

– Там сидел батальон немцев с пулеметами и танками, ждали нас специально.

– Вообще, Александр Васильевич, мне эти бои представляются неоправданно тяжелыми.

– В смысле потерь? Да, потери тогда были невосполнимые. Лучшие кадры, наиболее обученных и храбрых мы потеряли именно под Милославичами.

– Как вспомню эти атаки… Поле – как стол, укрывались лопаткой. – Вольхин со злостью кусал губы. – Таких парней там потеряли ни за что…

– Вы поймите, что это же не инициатива Гришина – взять Милославичи любой ценой. И на него сверху давили. А командир корпуса, видимо, боялся не выполнить приказ, он же недавно из заключения пришел. Потом, знаю, наш удар по времени совпал с действиями двух наших армейских групп, наступавших на Смоленск. Все-таки мы большие силы противника тогда к себе приковали. Наш корпус притянул на себя до четырех дивизий противника, а одна наша – две немецкие. И вспомните, как немцы тогда дрались…

– Да, с редким остервенением, иной раз как в деревенской драке, хотели нам что-то доказать…

– Мне Гришин потом говорил, что эта седьмая пехотная дивизия у немцев особая: в ней еще в ту войну Гитлер служил, а командовал ей одно время генерал Гальдер, начальник Генштаба.

– А что вы думаете о последствиях тех боев за Милославичи в большом масштабе? Мне кажется, что корень киевской катастрофы растет оттуда, – спросил Вольхин.

– Это не совсем так. Да, если бы наша дивизия не была настолько измотана и обескровлена в тех боях, то Гудериану или бы вообще не удалось тогда пробиться на Унечу – Стародуб, или он прошел бы этот путь с гораздо большими потерями и за большее время.

– А так получается, что мы тащили Гудериана за собой на хвосте.

– Ну, это неправильно. Да и не только вина нашей дивизии, если можно назвать это виной, что пустили Гудериана так далеко. Мы-то как раз и воевали лучше многих. Когда полк использовался правильно, то задачу он всегда выполнял.

– А последние бои на Березуйке, как вы их оцениваете?

– С оперативной точки зрения мне трудно судить, кругозор у меня не фронтовой, но думаю, что бои эти неудачны по следующим причинам: слабое техническое обеспечение, недооценка сил противника и плохо обученное пополнение. «Ура!» не заменит снарядов, а выучка – энтузиазма.

– Зачем же наступать без гарантии, что победим? Авось после двадцатой атаки немец испугается и побежит?

– Спросите, Вольхин, что полегче… Есть какие-то высшие соображения у нашего командования. Наверное, есть смысл в том, чтобы изматывать их нашими постоянными атаками, держать их в напряжении, заставлять вводить в бой новые резервы.

– Без танков, авиации и тяжелой артиллерии немцев отсюда нам не столкнуть, – тяжело вздохнул Вольхин, – и никакое оперативное искусство этого не заменит.

– Хочется верить, что все это у нас скоро будет в достаточном количестве, – ответил Шапошников.

А в 137-й дивизии в это время шла, точнее сказать – теплилась, своя жизнь…

Подполковник Алексей Владимирский, назначенный командиром 137-й, на эту должность пришел с должности начальника оперативного отдела штаба 3-й армии[13]. Обстановку в целом он знал, как думал, хорошо, но когда ознакомился с ней детально на участке дивизии, то понял, что дальнейшее ведение боевых действий почти невозможно.

На плацдарме за Березуйкой скопилось много раненых, всех их по категорическому приказу нового комдива эвакуировали за одну ночь. Но полки были крайне обескровлены. Изучив донесения командиров полков, подполковник Владимирский крепко задумался.

В 771-м полку, которым вместо Шапошникова командовал Наумов, оставалось около сотни активных штыков, в 409-м майора Князева – пятьдесят семь, у майора Кондратенко в 624-м полку – чуть более тридцати.

Владимирский понимал, что с такими силами наступать бессмысленно, можно загубить остатки дивизии. Посоветовавшись с работниками штаба дивизии, он решил просить командование армии разрешить отвезти дивизию с плацдарма на Березуйке.

Двадцатого марта подполковник Владимирский получил приказ командующего армией вывезти дивизию в армейский резерв на пополнение. Отход должен был осуществляться ночью. На 771-й полк возлагалась обязанность вывоза трупов погибших с плацдарма и прикрытие отхода других частей.

Батальон связи капитана Лукьянюка, в котором оставалось не более двух десятков бойцов, должен был поддерживать связь во время отхода. Как нарочно, в ночь отхода она рвалась постоянно, и дело дошло до того, что под рукой у него не осталось ни одного человека. Он доложил об этом подполковнику Владимирскому и услышал:

– Идите с Румянцевым по линии, я останусь за телефониста.

Оба капитана взяли по аппарату и ушли в темноту. Примерно за час они устранили десять обрывов, то и дело обходя тела убитых линейных. Они все же приползли в полк к Наумову.

– Товарищ Первый, Лукьянюк на проводе.

– Понял, давайте Наумова, – ответил подполковник Владимирский.

«Неужели этот кошмар когда-нибудь кончится…» – думал Федор Лукьянюк. Он впервые позавидовал своим погибшим раньше товарищам. За последние дни в боях на Березуйке тяжело заболели и получили контузии политруки Старостин и Хрусталев, умер от ран лейтенант Манов, тяжело ранены сержанты Папанов, Гаврилов, Корчагин – лучшие специалисты батальона, с которыми он воевал с первых дней. У него остались всего несколько человек – лейтенанты Баранов и Червов, сержанты Коробков, Баторин, Дурнев, Тихонов, Макаров. Все они работали на износ, из последних сил.

Капитан Лукьянюк, с трудом борясь со сном, еще слышал, как командир дивизии дает указания Наумову, куда и как выводить полк, и думал, что в таком крайне критическом положении ни он, ни его батальон с начала войны еще не бывали…