Читать книгу "Когда забудешь, позвони - Татьяна Лунина"

— Напрасно испугалась, — усмехнулась Васса. — Безумство любят воспевать поэты. А философы и психиатры считают безумие оборотной стороной гениальности. Зачем ты привела ее в дом?

— Она сказала, что на мне порча. И на маме. И предложила помощь. А у меня зачет до сих пор не сдан, с Танькой в ссоре, с Валеркой проблемы, бабушка заболела — одни неприятности.

Васса вздохнула, опустилась рядом с девушкой на диван и обняла ее за плечи.

— Настенька, никогда не надейся на чудо. Никогда не унижай себя слабостью и неверием в собственные силы. Никогда не рассчитывай на другого. Если хочешь быть свободной и счастливой, помни, что руки человеку даны для умения, голова — для ума, а душа — для любви, надежды и крепости. Осознаешь это — весь мир будет твоим, нет — зачахнешь на его задворках. — И ласково улыбнулась. — Ты напоишь меня чаем? Или я умру от жажды?

Весна, 2003 год

«30 марта.

Вчера вернулись в Москву. Из ласкового Крыма. От синего моря, чистого неба, ясного солнца. И вот что я обо всем этом думаю.

Один лысый гангстер с легендарным башмаком одарил щедрой хмельной рукой свою родню — передал Крым ридной Украине. Другой — гривастый и седой — по пьяни обкарнал страну. Отчикнутый кусок прихватил лоскуток: а почему не подобрать, если плохо лежит ? Троица бражников схватилась беспутными лапами за тупые ножницы и принялась кромсать по живому — лесам, морям, судьбам. Под этот разгульный крой попала и наша съемочная группа.

Слава богу, Эдик Кривогоров остался жив, только валяется сейчас на продавленной койке ялтинской больницы, а не раскатывает по московским улицам в стареньком «Фольксвагене». Михаил Яковлевич отделался сердечным приступом. Что испытала я — даже бумага не стерпит. Остальные пережили шок. «Борцы за самостийную Украину», как и следовало ожидать, оказались заурядной швалью: наркоман и вор, выпущенный из тюрьмы три месяца назад. В каком горячечном бреду родился их безумный план, когда и кто «мыслитель» — теперь не узнать. Обоих отправила на тот свет пара снайперских пуль.

Но тарабарщина с НОСУ в свихнутых мозгах возникла не случайно. Воздух настолько пропитан беспределом, что заразиться этим вирусом проще пареной репы, особенно когда в башках гуляет ветер. Телевидение с упоением смакует кровь, насилие, разбой. Газеты захлебываются построчным дерьмом о ловких махинациях, произволе и безнаказанности, честности, бесчестии, убийствах. Правда путается с ложью, все смешалось, как в свинской кормушке. В Чечне — привычная мясорубка, в мире — непривычная бойня. И те, и другие бьются за благородные идеи. У народов потихоньку «едет крыша» от кулачного права. Широкие шаги «больших» людей заставляют семенить «маленьких». Если кто и отстанет, попадет под подошву — не беда. Лес по дереву не плачет! Примитивный хапок прячется за высокие фразы о свободе и демократии. Бывалые мазурики позвали молодых, и эти стали красть не церемонясь. Бывалые растаскивали земли, клевреты вычищают недра. Старые палили из пушек за власть, молодые тихой сапой прикарманили страну.

Как спастись в этом бедламе? Честно делать свое дело? Но мы и не фальшивим. Не творить зла? И без того работы много. Не подличать, не врать, не воровать ? Среди своих — таких не знаю. За что же тогда — те подонки на крымской дороге? Каким путем я оказалась крайней? Почему вообще «судьбоносные»решения — вершителей хранят, а остальных — молотят?

Король царствует, но не управляет? Не хочу изнеженного неумеху! И не желаю его свиту — алчную, хитрую, подлую. Зову — подданного. Не гангстера, не идеалиста, не шулера с крапленой картой — битого, тертого, водимого за нос, наевшегося лжи до тошноты. Настоящего, не притворного, у которого может болеть душа. За другого, за людей, за страну. Надеюсь, такой придет.

А я иду спать. Завтра — трудная съемка, надо быть в хорошей форме. Все, на бедах ставим жирный крест! И продолжаем трудиться. Как сказала бы моя героиня, работа лечит — безделье калечит».

Глава 16Осень, 1994 год

Идти ко дну было на удивление легко, приятно и любопытно. Подводная жизнь оказалась намного интереснее земной, а среда обитания — живописнее и загадочнее. Кто только не проплывал мимо! Огромные пучеглазые рыбины с разинутыми ртами и мелкие вертлявые рыбешки с хитрыми глазками, петляющие змеевидные мурены и резвые коньки-горбунки, вальяжные черепахи и лохматые медузы — казалось, вся морская живность собралась приветствовать посланца унылой суши. На стыдливой дистанции бесстыдно совращали роскошные русалки, то обнажая, то прикрывая длинными прядями соблазнительную грудь; пухлые алые губки обольстительно приоткрывались, посылая кандидату в утопленники воздушные поцелуи. Большие красные раки ласково и бережно проводили клешнями по его щекам, проверяя, хорошо ли выбрита будущая закусь. «Да вы сами вареные!» — хотел огрызнуться на эту беспардонность Борис, но вместо слов выпустил одни пузыри. «Ха-ха-ха!» — дружно расхохотался деликатесный полуфабрикат и, отвернувшись, презрительно поднял вверх широкие шейки: видать, нахватался в заводях у деревенских баб бесстыдных привычек задирать подолы друг перед другом. Было совершенно очевидно, что здесь, как и на земле, своя иерархия. У подножия этой незримой лестницы суетилась мелюзга: рыбешки, моллюски, рачки. Верхняя площадка, безусловно, принадлежала русалкам. К какой ступени прибьет чужака — знают только легкая волна да безмолвная вода. Ему же на донную карьеру глубоко наплевать. Интересен процесс, а результат абсолютно не трогает, хоть под камнем тиной покройся. Поражали цвета — красные, желтые, зеленые, синие, фиолетовые — яркие, неистовые, бьющие по глазам. Как будто Жак-звонарь из школьной поговорки разбил, наконец, свой фонарь, и сотни разноцветных осколков разлетелись не по суху — по воде, засверкали в глубине, завораживая и маня. Вдруг пестрая шайка заволновалась, задергалась, и Борис мог бы поклясться, что услышал панический шепот.

— Ш-ш-ш, Шак шаркает! — Потом, как по команде, перепуганная братия уставилась на Бориса и разом выдохнула.

— Швах шелухе!

— Шушера шалопутная! — не остался в долгу чужак.

— Ша! — прикрикнули русалки и угодливо завиляли чешуйчатыми хвостами.

Сначала просто завихрился песок, замутилась вода, потом повсюду замелькали яркие рубины и сапфиры. Над Борисом нависла огромная, черная, мерзкая тварь с маленькими злобными глазками. На извивающихся щупальцах были не присоски — ослепительные драгоценные камни украшали омерзительную плоть. Сверкающие конечности жадно тянулись к человеку, пытаясь обвить его и утянуть с собой. «Спрут! — понял Борис. — А почему — яхонты?» Любопытство пересилило осторожность, и он слегка приблизился к твари.

— Не подходи! — шепнул в ухо чей-то голос.

Но в нем уже проснулся азарт ученого, который требовал познания непознанного. Борис схватил один из отростков, пытаясь лучше разглядеть — это стало роковой ошибкой. Реакция морского зверя оказалась молниеносной. Любознательного оплели все восемь щупалец и, крепко сдавливая, потащили за собой в бездонную мглу. Он стал задыхаться, воздух заполнял не легкие — голову, и та, словно туго надутый шар, готова была лопнуть. Рубины и сапфиры обратились естественными присосками, но это познание, похоже, могло стоить жизни. Вдруг чья-то рука ласково защекотала пятки. Щекотки бравый исследователь боялся больше смерти — не то что осьминога. Он резко дернулся и рванул вверх.