Читать книгу "Тайна прикосновения - Александр Соколов"

Рентген показал кроме вывиха перелом тазовых костей, перелом ключицы, ушиб головного мозга. Паша никому не сказала, что она на третьем месяце беременности, — сейчас ей требовалось переливание крови, и она металась в бреду.

И — опять Мильман! Поехал в институт переливания крови, договорился, чтобы её забрали туда, к профессору Овчинникову.

Зиночка с Лёней курсировали между двумя больницами по очереди. Аня бросила мужа и выехала в «Комсомолец» смотреть за маленьким Санькой. Только через две недели стало ясно, что крепкий организм Паши берёт своё, когда она впервые стала с аппетитом есть.

Как только Зина появлялась в палате, первый вопрос, который она слышала, был: «Ну как там Ваня?». Казалось, можно было порадоваться: врачи поставили её мужу диагноз «мелкоочаговая пневмония». Но, сделав ему реакцию Видаля, обнаружили тиф — Иван лежал в инфекционной больнице.

«Не волнуйся, там врачи делают всё, что нужно. Правда пока аппетита нет, ест через силу, только в жидком виде, я ношу ему бульон куриный.» — успокаивала Зина. Но всё же на душе у Паши было тревожно.

Закованная в металлический каркас, она лежала на деревянном щите, чтобы кости срослись правильно.

Тем временем жизнь в бывшем имении графа Орлова, а теперь в совхозе «Комсомолец», обозначенном топографами на картах как «участок № 12», продолжалась. Бразды правления, по наказу Ивана, взял в руки Вениамин Михайлович Зотов, человек трезвый, вдумчивый, в котором удачно сочетались теоретические знания и опыт.

Уборочная в этом году была закончена с впечатляющими результатами, корма заготовлены, и теперь надо было побеспокоиться о сохранности зернового фонда и закончить кое-какие опыты по селекции злаков.

Не забывал Зотов и семейство Марчуковых. Каждый день он поднимался на второй этаж глянуть Борькины уроки, а жена помогала справляться Феклуше с полуторагодовалым Санькой, когда Мария Фёдоровна была на работе.

Вскоре подъехала «мама Аня», затем пожаловал редкий гость из Новохопёр- ска — Иван Степанович Киселёв. Он ходил с палочкой, припадая на правую, простреленную, ногу, но привёз с собой в сумке рубанок и ножовку, специальный столярный клей, попросил у Зотова досок и стал мастерить в коридоре новую детскую кроватку. Ещё он привёз для внука мешок с мятными пряниками, облитыми сахарной глазурью. Эти пряники, купленные им в сельском продмаге, стали предметом шуток Марии Фёдоровны и Феклуши:

— Боря, детка, не урони пряник на ножку! Потом хромать будешь, как дедушка! — смеялась Мария Фёдоровна, когда Ивана Степановича рядом не было. Впрочем, дед научил внука размачивать пряники в воде, чтобы становились мягкими, и Борька не успокоился, пока не перетаскал все. Вечерами бывший есаул Войска Донского садился в кресло, его словно отполированная лысина над сократовским лбом, отражала свет от электрической лампочки. Он надевал на крючковатый нос очки, раскрывал газету и читал вслух: «Империалистические круги США замышляют.»

Всё было бы неплохо, но вскоре дед закончил строгать и пилить, поставил на горячую печку металлическую чашку с клеем, чтобы растопить сухие гранулы. Вонь стояла в квартире ужасная! Феклуша схватила Саньку и унесла вниз, к Зотовым, потом пооткрывала все окна.

На тяжёлых портьерах — любимом месте поселившихся у Марчуковых бесплотных призраков-воздушностей — была паника.

— Бр-р-р. Кошмар! Я не могу находиться в этой вонище, Розенфильда! Не зря этот клей на плите называется «казеиновым»! А на улице — болотная сырость, которая у них зовётся ноябрём!

— Не стони, Амелия! Полетели к Зотовым, у них мило, да и Санька с Борей сейчас там.

Глава 22. МЕРА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО — В ЧЕЛОВЕКЕ

Свою регулярную беседу в лектории на тему «Всё о человеке» Создатель проводил в хорошем расположении духа. Он только что обобщил хорошо подобранную, выверенную информацию о землянах и был полон оптимизма.

Пространную речь о качественных изменениях в человеческом сознании Творец неожиданно начал с выдержки из «Саламбо» Флобера, приведя дословный перевод старой мамертинской песни, которую пели греки-наёмники в садах Га- милькара: «Своим копьём и мечом я вспахиваю землю и собираю жатву: я — хозяин дома! Обезоруженный противник падает к моим ногам и называет меня Властелином и Царём!»

Так думали древние, и от этого убеждения современный человек избавится ещё не скоро. Но! Я говорю вам: познайте всё сущее, чем полон человек, с чего начинал он и когда впервые почувствовал себя человеком? Кто может ответить на этот вопрос?

Из зала послышалось: «Когда сам развёл огонь.», «Когда изготовил первое оружие для охоты и орудие труда.», «Когда построил жилище.»

— Насчёт жилища высказалась женщина, и это понятно! — улыбнулся старец. — Но если смотреть глубоко — человек стал становиться самим собой, когда впервые сознательно захоронил своего соплеменника, сородича, когда на могиле поставил камень в виде метки и почувствовал горечь за грудной клеткой. Видимо, тогда он в первый раз увидел звёзды над головой по-иному и соразмерил расстояние до них со своим горем.

С этого момента на пути к своему «Я» человек хочет осознать, что есть его душа? То, что вызывает боль, требует объяснения, и нам интересно, как сам он объясняет свою душу, пытаясь не только понять её, но и обессмертить. Вот, например, Платон: «У любой радости или печали есть «гвоздь», которым она пригвождает душу к телу, пронзает её и делает телесною, заставляя принимать за истину то, чем ответит тело. А разделяя представления и вкусы тела, душа неизбежно принимает его правила и привычки, и уже никогда душе, обременённой телом, — не очиститься, но, попадая в иное тело, зерно пускает иные ростки.»

Что же я сам вложил в это столь спорное для человечества понятие? У меня выглядит всё довольно скромно, и вряд ли будет моё определение пользоваться популярностью на самой Земле в ближайшее время. Если коротко, то это звучит так: «Душа — продукт опыта человеческого тела, определённый телесными процессами во взаимодействии со средой и окружением, зависящий от этих процессов и влияющий на них с целью достижения благоприятных результатов».

Каждое время, в котором человек подрастал, определяет количественное содержание «человеческого» в хищнике-творце, созидающем вокруг себя духовную ауру своих понятий, представлений, суеверий и вер.

Так, например, принесение в жертву богам человеческих жизней считалось какое-то время узаконенным понятием, в некоторых странах в качестве бога или полубога должен был умереть сам правитель. Но ни в ком божественность правителя не находит лучшего воплощения, чем в его сыне, унаследовавшем от отца его священное наитие. Следовательно, нет более полноценной жертвы, приносимой взамен правителя на благо всего народа.

Для спасения собственной жизни шведский король Аун, или Он, принёс в городе Упсале в жертву богу Одину девять своих сыновей. После принесения в жертву второго сына король получил от бога ответ, что жизнь его продлится до тех пор, пока раз в девять лет он будет жертвовать одного сына. Ко времени жертвоприношения седьмого сына Он был ещё жив, но ослаб до такой степени, что на прогулку его выносили прямо на троне. Девять лет после принесения в жертву восьмого сына король пролежал в постели. После смерти девятого сына его, как младенца, девять лет кормили из рога. Подданные Она воспрепятствовали желанию принести в жертву Одину последнего сына. Он умер и был захоронен в королевском кургане в Упсале.