Читать книгу "Когда исчезли голуби - Софи Оксанен"

Рейн уже наверняка был в Москве. Он сказал, что едет туда, сразу после их разговора. Точнее, после ссоры. Если это была ссора. Наверное, все же была. Если Эвелин свозит Рейна домой, возможно, он возьмет ее с собой в Москву. А может, она просто снимет юбку? Нет, пожалуй, все же отвезет Рейна домой. Пусть он убедится, что у нее серьезные намерения и она не дразнит мужчин ради забавы, как сказал Рейн. Или нет, может, все-таки юбка? Эвелин снова вспомнила девушку, уходившую в слезах из общежития, и как все качали головами. Ей пришлось прервать учебу. Никто этого не забудет. Все знали, по какой причине девушки прерывают учебу. Нет, она не снимет юбку. Рейн рассмеялся, когда Эвелин сказала, что не верит, что все это делают. Нет, не все. Девушка с белыми бедрами — возможно. Студентка искусствоведения — наверняка. И Лора, которая всегда выставляет себя напоказ. Лора училась на педагогическом. Там все такие. А что, если бы Эвелин была такой же блестящей собеседницей, как девушки из кафе “Москва”? Может, тогда Рейн не думал бы так много о том, что у нее под юбкой? Кто знает. Наступающее лето беспокоило Эвелин: Рейн собирался провести его в городе, сначала на практике, а потом на пляже, загорая вместе с девушками из кафе и лакомясь копченым угрем. Эвелин же сразу после практики поедет в деревню, да и на выходные будет уезжать домой. Ее ждут капустные листья, ДДТ и вилы для сена, а Рейн в это время будет веселиться. У Рейна будет целых два месяца, чтобы найти себе юбку, которая без труда согласится со всеми требованиями.

Если Эвелин не найдет решения, то потеряет Рейна, и это будет конец всему. Она знала, что произойдет после этого. Она вернется к той жизни, которой жила до Рейна и в которой с ним все поменялось. После того как она начала встречаться с Рейном, девушки стали относится к ней совсем иначе, приглашать на вечеринки, занимать для нее место в кафе, подсаживаться к ней на лекциях. На танцах никто больше не смотрел с презрением на ее платье, всегда одно и то же.

1965 Таллин Эстонская ССР, Советский Союз

Жена втирала крем “Орто” в трещины на локтях медленными круговыми движениями, она явно ждала мужа. Товарищ Партс опустил пакеты с продуктами на пол в кухне и стал делать себе бутерброд с килькой, не обращая внимания на жену, пока та не спросила, выдавливая новую порцию крема на ладонь, почему Партса не бывает дома по вечерам. Вопрос не предвещал ничего хорошего. Некоторое время назад Партсу удалось успокоить жену на несколько месяцев договором с издательством, тортом “Наполеон” и шампанским, тремя бутылками “Белого аиста” и проведением в дом газа. Жена сочла это знаком одобрения свыше. Но вскоре приступы снова возобновились. Ради сохранения спокойной рабочей обстановки Партс не стал уходить от ответа, а объяснил, что получил новое задание, которое требует работы по вечерам.

— Это связано с книгой?

— Не совсем. Ну, в какой-то степени, — ответил Партс.

— В какой-то степени?

Жена сразу решила, что новое задание — это понижение по службе, бровь ее насмешливо взметнулась. Партс тут же добавил, что надо разнообразить свою деятельность, чтобы лучше писалось, невозможно все время сидеть за столом, ему нужен свежий воздух, прогулки. Жена фыркнула, а угол верхней губы пополз вверх. Зубы показались наружу, на них были следы помады. Презрение парализовало Партса. Щелкнуло и включилось радио, вылетающий из него крик раскачивал занавески и волосы жены, она наклонилась вперед и прошептала:

— Они прочитали твою рукопись? Неужто они не поняли, какая она замечательная? А может, они поняли, что ты вообще не способен написать книгу? А как же все то, что ты обещал? Что ты позаботишься, чтобы с нами ничего не случилось?

Жена выпрямилась, посмотрела на зажатый в руке металлический тюбик и изо всех сил сжала его. Крем полез из всех щелей, закапал на стол. Партс смотрел на блестящие пятна и надеялся, что военная промышленность увеличит объем производства, чтобы глицерин шел только на военные нужды, а не на косметику и непонятные игры его жены. Сморщив лоб, жена вернулась к массажу кожи на локтях, крем продолжал капать на стол. Партс схватил тюбик и швырнул в мусорное ведро. Рука жены замерла, дыхание остановилось. Партс вышел из кухни. Он слышал, как жена там взялась за фарфор. Вскоре от сервиза, подаренного мамой, не останется ни одной целой чашки. Этот срыв будет стоить ему потери последней памяти о матери. Ошибка, непростительная ошибка. Возможно, это возмутило бы его гораздо сильнее, если бы он сам не сознавал, что в словах жены есть доля истины, и его бурная реакция тому доказательство. Он выдал себя самым позорным образом. Такое не должно повториться. Надо было сразу переключить внимание жены на что-то другое, сказать, что она совсем не занимается домашними делами и это отрицательно сказывается на его работе, запах пригорелого молока мешает ему сосредоточиться, когда он возвращается домой. Наверно, соседи варят детям кашу, и этот запах настоящей семейной жизни режет его по живому, когда он открывает дверь своей квартиры, где его встречает ледяной спертый воздух. Партс подавил бушевавшую в нем ярость, подкрепив силы глотком жидкого гематогена. Да, на кухне его самообладание дало течь. Слова жены прожигали насквозь:

— А что, если это знак? Что, если Конторе не нужна твоя книга? Что, если мы будем следующими? Что, если твое понижение — это лишь первый шаг на пути вниз?

От проносящегося мимо поезда дребезжали окна, Партс ждал, пока состав проедет, прежде чем снова взялся за работу. Он бы с удовольствием переехал в какой-нибудь другой район, но особого выбора не было, к тому же дом целиком принадлежал им. Это было роскошью по сравнению с положенными девятью метрами на человека. Проживанием в отдельном доме можно было даже похвастаться и поймать завистливые взгляды. В свое время дело решилось при помощи Конторы, коньяка и трюфелей. Подруга жены выдала справку, что она ждет двойню, а Партс нашел далеких престарелых родственников, которые захотели переехать к ним. Потом никто не поинтересовался ни двойней, ни родственниками. Тогда он думал, что привыкнет к поездам, но ошибся.

Жена напрасно полагала, что рукопись никто не читал, Контора ознакомилась с текстом и согласились, что направление выбрано правильно. Однако Партс знал, что других коллег, работающих над аналогичными темами, не привлекали к операциям вроде слежки в кафе. Они сидели в отделах Конторы и читальных залах библиотек, работали в редакциях газет или числились писателями, получали награды и ездили в Москву. Все они издавали книги по данной теме. Они делали то же, что и он, но у них условия работы были иными. Товарищ Барков служил начальником следственного отдела Комитета госбезопасности Эстонской ССР и заканчивал работу над диссертацией, посвященной переходу буржуазных националистов Эстонии на сторону фашистов. Ему наверняка помогала жена, которая вела архив, приводила в порядок бумаги, переписывала рукопись набело и заботилась о том, чтобы Барков мог сконцентрироваться на самом важном. Или это делает секретарь. Или даже несколько секретарей. То же относилось и к Эрвину Мартинсону, который писал очень много. На столе Партса лежала стопка листов, покрытых исправлениями, восклицательные знаки настойчиво бросались в глаза, требуя немедленной доработки. В Конторе было огромное количество машинисток, но для рукописи Партса их не хватало. Прежние сомнения вновь вернулись: возможно, Контора посчитала, что его прошлое может стать препятствием для публичного признания, и через пару лет он будет не пожинать писательские лавры, а объезжать сельхозрайоны, помечая запретные для иностранцев маршруты или гоняясь за осквернителями туалетов, или, еще того хуже, окажется смотрителем общественной уборной в какой-нибудь забытой богом дыре и будет подслушивать сортирные разговоры. И “Отпиму” у него заберут.