Читать книгу "Бенкендорф. Сиятельный жандарм - Юрий Щеглов"

— Бенкендорф, давай врассыпную! — крикнул Волконский, лошадь которого шарахнулась в сторону.

— Эх, дурачье! Где были ваши глаза?! Трах-тара-рах! — выругался Бенкендорф, — Сабли вон! Пол-эскадрона вправо, остальные налево! Марш!

Они начали ловко обходить стрелков по жидковатому полю, но вовремя увидели, как за перелеском прислуга вкатывает на холм два орудия, чтобы перекрыть им дорогу картечью. Если пушки заработают, в тыл гренадерам зайти не получится.

— Волконский, стой! — заорал Бенкендорф. — Накормят горохом!

Бенкендорф послал Сурикова задержать тех, кто его уже не мог услышать. А сам рискнул обернуться спиной к стрелкам и ударить через слабый перелесок по пушкам, пока неготовым к бою. Тонкие ветки хлестали по лицу, Валет грудью ломал поднявшиеся, еще не скошенные зарядами деревца. Только бы успеть!

Он безжалостно вытянул аргамака по крупу и первым влетел на плоскую вершину, достав длинной, видавшей виды зазубренной саблей ближайшего номерного. Он почувствовал, как треск от чьих-то разрубаемых костей звуком пробежал по клинку и неприятно отдался в судорожно сжатой ладони.

— Вали их в Бога душу мать!

Минута — и резня на холме окончилась. Никто не убежал: человек десять посекли, как капусту. Пора было уходить, потому что гренадеры развернулись и открыли огонь по прорвавшимся на холм изюмцам. Одному гусару пуля попала в рот и вынесла наружу весь затылок. Может быть, целились именно в Бенкендорфа? За гренадерами купчились всадники, и ясно было, что они пойдут в лобовую, увидев перед собой немногочисленного противника. Сейчас гренадеры раздвинутся и пропустят их. Ох французы и ловки на всякие тактические приемы! Да, пора было уходить! Второму изюмцу пуля угодила в грудь, и он, опрокидываясь навзничь, выпустил струю крови, хлестнувшую по руке Бенкендорфа. Целили определенно в него. Сам виноват! Всегда в блестящем мундире. Недаром Фигнер, не гнушавшийся переодеться в армяк, его ругал:

— Ты, брат, как парижский павлин! Смотри, подстрелят!

Не немцу говорить это немцу. Солдаты, когда видят блестящий мундир, боевую саблю и устремленность вперед, идут без оглядки. А казаков иначе за собой не увлечешь. Тут: или — или! Или каждый день играй со смертью, или пошел вон!

Волконский между тем спрыгнул с седла, чтобы помочь изюмцам привести пушки в негодность.

— Уходим! — скомандовал Бенкендорф. — Уходим! Ротмистр Волконский — это приказ!

Сбиваясь с шага и скользя, они бросились в распадок. Вязкая грязь не позволила французским кавалеристам на ослабевших конях догнать их.

— Противно убивать людей, — сказал Бенкендорф, счищая веткой кровь и грязь с колена, рукава и сапог. — И скучно. Скучные военные будни.

— Что поделаешь, — ответил Волконский. — Это ведь дорожное приключение. Считай, что мы защищались от напавших разбойников.

— Ты утверждал, что мы у себя дома, Серж. Войну он проиграл, конечно, но мы ее не выиграли пока и не скоро выиграем. У него трудно выиграть. Он сам любит бой и приучил солдат любить. Вот в чем его сила.

Два слова уточнения. Двадцать девятого июля Винценгероде приблизился к Усвяту. Французы ушли по Витебской дороге. В Усвяте было выгодно оставаться. Отсюда казакам и драгунам удобно делать набеги на растянутые вражеские коммуникации и брать в плен отставших. А отставших — не мало. Треть Великой армии отставала. Ее коммуникации испытывали невыносимые перегрузки. Дорогу приходилось охранять на всем протяжении. Еще в первой декаде июля Наполеон, прибыв в Кенигсберг, завершил обзор гигантских продовольственных складов и магазинов с амуницией.

— Надо все иметь с собой, — сказал он Дюроку мрачно, — вплоть до пожарных труб, ведер и насосов.

Беспрерывная бойня, которую он организовал на континенте и в которой непосредственно участвовал, развила в нем дар пророчества, что не удивительно. Много разнообразнейших ситуаций сидело в мозговых клеточках этого человека.

— Если бы в Египте я имел все с собой, то сейчас не мок бы под дождем здесь.

Отчаянные порывы балтийского ветра, пронизывающего и злобного, будто подтверждая слова великого человека, сорвали с него шляпу. Ему пришлось напялить чужую треуголку, совершенно изменившую облик. Дюрок едва удержался от улыбки.

Теперь содержимое этих складов — вдохновенный труд французских рабочих и крестьян — бездарно гибло посреди России, растаскиваемое и сжигаемое, правда, ценой немалой крови, казаками Иловайских и партизанами Винценгероде.

Страшно и больно было смотреть, как гибли плоды человеческого разума. Но еще ужаснее вообразить, что все необходимое попало бы по назначению.

Наполеон приказал после трехдневного Смоленского сражения четвертому корпусу генерала Себастиани покинуть окрестности Сурожа и присоединиться к нему. Себастиани предстояло первому войти в Москву. Винценгероде тогда направился к Витебску, а Бенкендорфа с восемьюдесятью казаками послал в Городок, чтобы очистить его от гарнизона, укрепить и открыть необходимое и регулярное сообщение с корпусом графа Витгенштейна, отвечавшего за безопасность Петербургского тракта.

Стычки принимали ожесточенный характер. Они становились все более жестокими. Пощады не было никому, да и никто ее не просил. Вот, например, что произошло в селе Самойлове, принадлежавшем княгине Голицыной — princesse Alexis. Крестьянские избы там вестфальцы подвергли жесточайшему разграблению. Жгли амбары, забирали все, что могло пригодиться, — утварь, теплые вещи, продукты. Винценгероде решил проучить мародеров. Но вестфальцы не позволили захватить себя врасплох, правильно отступили и лишь частью рассеялись. Кого-то казаки и драгуны перехватили, кто-то успел удрать на коне охлюпкой. Вестфальцы неплохие кавалеристы. Однако до сотни заперлись в большом строении с крепкими стенами у господского дома. На призывы сдаться ответили метким огнем. Убили и ранили до десятка солдат.

Тогда Винценгероде спешил два эскадрона драгун, приказал примкнуть штыки и повел их вместе с казаками на приступ.

Он шел впереди, устремив бесполезную шпагу на врага, возгласами подбадривая атакующих:

— За царя! За отечество! Смерть Бонапарту!

Волконский и Бенкендорф вломились за ним, и началась резня. Тут каждый увидел другого в смертельном бою и получил возможность оценить по достоинству.

Адъютант Винценгероде ротмистр Эльсбангер передал Волконскому приказ: взять обязательно офицера для допроса. Но никого не удалось отыскать — раненых уже прикончили штыками, остальные были мертвы. Всюду царили кровь и смерть. Драка и резня — каша и переплетение тел. Сразу не поймешь: кто — кого! Больше двухсот человек — клубок. Хруст, рев, вой, выстрелы! Ни команды, ничего! Бей, руби, стреляй. Только не промахнись. Никакой разницы между офицерами и солдатами. Грудь в грудь! Не ты — так тебя!

Ужасно, но что делать! Сначала думали выкурить огнем, но тогда какая-то часть вестфальцев спаслась бы, выпрыгнув из окон или уйдя через крышу.