Читать книгу "Дневники голодной акулы - Стивен Холл"

— Хорошо, — сказала Скаут, — поползем, как и прежде. Привяжем рюкзаки веревками, я буду толкать Иэна перед собой, а ты будешь ползти следом с картой в руках. Все понятно?

— Да, только я не знал, что у нас есть карта.

— Что ж, мой сладкий, тебе придется меня слушаться. Если что не понятно — спрашивай.

— Знаешь, временами ты меня раздражаешь.

— Теперь тихо.

Мы сняли куртки и впихнули их в рюкзаки. Затем взяли веревки, и каждый привязал веревку к своему рюкзаку, обмотав конец вокруг пояса, чтобы они тащились вслед за нами в туннеле, когда мы поползем. Скаут воспользовалась бинтом, чтобы накрепко привязать свой фонарик на ящике Иэна. Она порадовалась результату своих усилий, но Иэн — даже после целой банки тунца с сахарной кукурузой — выглядел не слишком-то довольным перспективой того, что его будут толкать первым в маленькую черную дыру.

— Прости, — снова сказал я ему. — Теперь уже недолго.

Он посмотрел на меня, давая понять, что, куда бы мы ни направлялись, было бы лучше, если бы там оказалось побольше радости для котов.

— Ладно, солдат, — сказала Скаут, меж тем как ее ладони скользнули по моим бедрам. — Готов выполнить приказ?

— Урм.

Она улыбнулась.

— Все будет хорошо. Выглядит куда хуже, чем есть. Ползи на локтях и отталкивайся коленями и носками ботинок. Не торопись, старайся держать руки поближе к себе и не касаться сторон. Туннель ведь проделан всего-то в бумаге.

— Ясно!

— Что еще? Да, наверное, будет лучше, если ты достанешь свой фонарик, прежде чем туда влезешь, он тебе понадобится, чтобы читать карту. Если тебе потребуется остановиться, крикни мне — только не очень громко, — и мы остановимся. Договорились?

— Договорились. Но может, ты дашь мне эту карту?

— Да. — Скаут, порывшись в набедренном кармане своих камуфляжных штанов, извлекла с полдюжины маленьких листков бумаги. — Если мы находимся у нужного нам туннеля, а я думаю, что это так, тогда нам понадобится… вот эта.

Сложенный вчетверо листок, который она мне дала, был размером с маленький конверт для поздравительной открытки.

— Это она?

— Говорила же тебе, что все будет просто, — сказала она, а потом снова опустилась на колени и принялась осторожно маневрировать контейнером Иэна, под углом вталкивая его в дыру.

Я развернул листок. Он был совершенно пуст, если не считать слова «Тира».

— Эй, здесь ничего нет.

— Что? Ничего?

— Только слово, «Тира».

— Да, это и есть карта. Мы начинаем у основания «Т», и нам надо попасть в дужку буквы «а». Справишься?

Я снова посмотрел на бумагу.

— Справлюсь, — сказал я.

* * *

Внутри туннеля стоял запах, похожий на тот, которым бывают пропитаны страницы какого-нибудь романа Чарльза Диккенса в букинистической лавке: запах тронутой желтизной бумаги и старой типографской краски. Этакий застоявшийся спертый дух.

Мой фонарь отбрасывал белое кольцо света на дно рюкзака Скаут, который рывками продвигался через туннель впереди меня, заполняя собой чуть ли не все пространство. Я направлял луч на стены туннеля, и кольцо света вытягивалось и распарывалось тенями от выступающих страниц и не до конца выровненных кип; это было целым причудливым миром печатных и рукописных слов, каким-то образом сохранившихся в тесном черном пространстве. Я толкал себя вперед носками ботинок, держа ноги как можно ближе одну к другой, и дюйм за дюймом продвигался по туннелю, ерзая бедрами и локтями. При этом, касаясь рук, спины и задницы, шелестели случайные бумажные листы. Все, решительно все было испещрено словами на разных языках. По мне слегка ударяли или же подминались под моими запястьями отдельные клочки, покрытые тем, что я смутно распознавал как французский или немецкий язык, греческие или русские буквы, староанглийский с длинными «f» вместо «s», китайские или японские иероглифы. Имелись также химические формулы, числа, аббревиатуры. Английские тексты, попадавшиеся мне, казались бессмысленными. «…одновременное рассмотрение двух сопряженных переменных (импликация и отсутствие нагнетания или же люмен вершинного понятия и время для движущейся концепции) влечет за собой понижение точности счисления…» или «…продолжительность аплодисментов пропорциональна очарованию трели щегла…»

Я пытался отвлечься и не читать попадавшиеся мне отрывки предложений, дрожащие в проблесках фонарика, и думать только о медленном, дюйм за дюймом, продвижении вперед вслед за шуршащим рюкзаком Скаут.

Ее рюкзак остановился.

— В чем дело?

Скаут впереди что-то сказала, но я не разобрал слов.

— Что?

— Перекресток «Т». — Ее голос звучал сдавленно и приглушенно. — Мы движемся правильно.

Я умудрился развернуть листок, который она мне дала, и направил на него фонарь. «Тира». Рюкзак Скаут снова начал двигаться, и я пополз следом. В точности как она сказала, наш туннель вскоре соединялся с другим, шедшим слева направо. Я преодолел разрыв между собой и рюкзаком Скаут и, как мог, пособил ей, заворачивая его за тесный угол. Меня ужасала мысль о том, что мой собственный мешок может застрять и я окажусь в западне — в поперечине «Т».

К счастью, когда настало время, то позади себя я ощутил лишь слабое сопротивление. Преодолевая его, я тянул свой рюкзак очень, очень осторожно, и с шуршащим трепетанием легкого бумажного мусора он обогнул угол без каких-либо осложнений.

Новый туннель оказался немного выше и шире старого, и через несколько минут ерзанья я обнаружил, что время от времени могу перемещаться на четвереньках. Скаут, должно быть, поползла таким же образом, потому что ее рюкзак стал двигаться быстрее. Довольно скоро туннель делал закругленный поворот на девяносто градусов вправо.

— Эй, то ли я спятил, то ли мы направляемся…

— Вниз, да.

Пол со слабым уклоном уходил вниз, но потолок оставался на прежнем уровне. В результате пространство, где можно было только ползти, стало пространством для перемещения на четвереньках, затем пространством, в котором можно было передвигаться на полусогнутых, и наконец узким пространством для ходьбы. Я остановился, чтобы поднять свой рюкзак, затем бочком подался вперед между стен, сделанных из беспорядочно штабелированной разнокалиберной бумаги. Скаут впереди сделала то же самое. Я видел, как луч ее фонаря, исходящий из контейнера Иэна, отпрыгивал от кип бумаг, уходя в черноту.

— Эта штуковина чертовски огромная.

— Поразительно, правда?

— Наверное, потребовались годы, чтобы все это уложить. И эти слова…

Я посветил фонарем на стену перед собой. Каждая свободная страница — насколько я мог судить, вообще каждая из страниц, образующих весь туннель, — была сплошь исписана шариковой ручкой.