Читать книгу "Отягощенные злом. Разновидности зла - Александр Афанасьев"

На выходе через проходную – вереница такси и просто бомбил, желающих подработать. Здесь давно уже сложилась инфраструктура, позволяющая неплохо заработать. Все знают, что те, кто возвращается на семь или восемь дней в мир из войны, у тех денег полные карманы. Вон… гаденыш… невысокий, крепкий, верткий, черные волосы чуть ниже плеч… местный кадр. Местная мафия…

– Господин хороший… общество не изволите искать? Свежие, как распустившиеся розы… только из гимназий…

Ну, что за мерзость…

– Пшел вон…

Цепкие пальцы ухватились за рукав.

– А может… отравиться желаете…

Это уже наглость.

Перехватил чужую кисть, машинально вывернул, не прекращая неспешно идти. Больно, наверное…

– Уй… все понял… господин полковник…

Я повернулся, доворачивая руку.

– Аптинг курсун, кутарингесси джаляб[49].

– Бачкана! Бачкана![50]

Я отпустил руку. Сутенер счел за лучшее отвалить – здесь знают и обратную сторону тех, кто возвращается в семидневный отпуск, и предпочитают не будить лиха.

Пошел к машинам. Машин здесь много – «Фиат» в шестидесятые построил здесь большой завод. Старые «Фиаты» только недавно перестали производить – здесь не любят что-либо менять и учиться чему-то новому. «Фиат» же за годы, пока он производился, научились чинить в любом кишлаке.

– Свободен, друг?

– Вам куда, эфенди?

Я достал несколько купюр.

– Сразу в Бухару. Хоп?

Водила сгреб купюры.

– Хоп, кеты[51].

– Покатаемся по Старому городу сначала. Часа два у меня есть. Будет мало денег – скажешь.

– Хоп.

Водитель даже выскочил из машины, чтобы открыть передо мной дверцу. Машина – тот самый, старый, сто двадцать четвертый «Фиат»…

Тронулись…

Ташкент – город удивительный, это можно сказать – наш Бомбей. Интернациональный город, таких немного, но они есть. Бомбей, Багдад, Тегеран, Варшава, Тифлис, Баку, Одесса, Константинополь, Танжер, скорее всего Карачи… может быть, станет таким и Кабул. Это города, которые колонизаторам удалось поднять на высокий, почти имперский уровень, но в котором сохранилась и местная культура, причем местная и привнесенная культуры переплелись до такой степени, что разделить их уже невозможно. Типично узбекское «хоп» используют все живущие здесь русские, равно как и другие слова: понять русского, который долгое время жил в Ташкенте, бывает сложно, потому что он говорит на смеси русского, узбекского и фарси, сам не понимая этого. Просто так ему удобнее. Точно так же живущий в Варшаве русский становится наполовину поляком, а живущий в Багдаде – наполовину арабом. Националисты считают это уродством, ассимиляцией, причем националисты как с той, так и с другой стороны, но это полный идиотизм и весьма убогое представление о мире. Здесь, на стыке культур, закладывается не просто дружба народов, здесь рождаются абсолютно новые типы культур, впитывающие в себя самое лучшее от других. Люди, живущие в таких городах, считают за норму знать несколько языков и абсолютно свободно чувствуют себя в любой среде. И в то же время такие города представляют собой маяки для отсталых местных культур, показывая им, как можно жить нормально, не отказываясь в то же время и от своей самобытности. В Багдаде русские физики, а там лучший на Востоке технический университет, давший миру трех Нобелевских лауреатов, после работы идут в чайхану, а не в ресторан, где совершенно свободно общаются по-арабски с местными – да и среди самих физиков полно арабов. Баку – это вообще уникальный город, перекресток миров, бывшая нефтяная столица Империи, где в мире живут представители самых разных народов, где есть немецкая, британская, североамериканская, французская, шведская, еврейская колонии, давно уже интегрировавшиеся в жизнь города и ставшие неотъемлемой частью его культуры и быта. Одесса… про Одессу можно сказать, что это Одесса, и этим сказано все; я горжусь тем, что до двенадцати лет жил в Одессе, хоть и появился на свет на другом берегу Черного моря, в Константинополе.

Ташкент был из таких же городов. Его промышленное развитие началось в двадцатые годы, когда стало понятно, что Британия является нашим смертельным врагом и рано или поздно на нашу территорию произойдет вторжение с Индостанского субконтинента. Первоначально здесь строили дороги, очень хорошие железные и автомобильные дороги для того, чтобы обеспечить возможность быстрой переброски войск и подвоза снаряжения к линии фронта. Затем тут стали строить авиационные базы, потому что нужна была плотная истребительная завеса от базирующихся в Индостане «Веллингтонов» и «Британий»[52]. Вместо того чтобы построить авиаремонтный завод, построили авиационный завод, производящий истребители – под военно-транспортную авиацию его переделали потом, когда появились ракеты и атомные бомбы. Потом южнее нашли огромные запасы газа, а в Каспии нашли огромные запасы нефти, кроме того, начали прокладывать стратегический канал, перебрасывающий воды севера в этот засушливый регион[53]. Под это дело много чего построили, а с местными ханами договорились очень просто: Ташкент стал почти русским городом, а Хива, Самарканд и Бухара остались заповедниками старины, куда ездили толпы туристов.

Сейчас Ташкент – город с тремя миллионами населения, с глубоко залегающим метро, которое здесь планировали как сеть бомбоубежищ против налетов британской авиации, с техническим университетом, с филиалом Академии наук и русским балетом, с небоскребами делового района – был настоящим форпостом цивилизации в этих еще не до конца замиренных, диковатых местах. Здесь, несмотря на то что большинство населения составляли мусульмане, мусульманки не только не надевали паранджу, но и ходили с непокрытыми головами, в мини-юбках, на Хлебной бирже сколачивались и превращались в дым многомиллионные состояния, а главные улицы отделялись не газонами, а каналами. Это была одна из отличительных черт Ташкента – двадцать пять лет его главным архитектором был уроженец Санкт-Петербурга, и при нем город покрылся сетью неглубоких каналов, дающих и полив зелени, и благословенную прохладу в жаркие дни. Ташкент был одним из самых необычных городов мира, и тот, кто побывает в Ташкенте, не забудет его никогда…