Читать книгу "Назад в юность - Александр Сапаров"

– И что вы здесь забыли, молодой человек? – не очень дружелюбно спросил он.

– Петр Анатольевич, я Андреев Сергей, сын вашей старшей медсестры. Понимаете, я учусь сейчас на третьем курсе и обратил внимание на жалобы моей мамы. Мне кажется, что эти жалобы очень похожи на начальные симптомы рака желудка.

На лице Петра Анатольевича появилась понимающая усмешка.

– А скажите, молодой человек, что вы сейчас проходите по пропедевтике?

– Петр Анатольевич, я понимаю, вы думаете, у меня типичная ситуация третьекурсника, который впервые начитался медицинской литературы и находит у себя и всех близких симптомы любой болезни, но поверьте, это не так. У моей мамы практически постоянные боли в эпигастральной области, кроме того, имеется комплекс малых признаков рака желудка. А пришел я к вам с просьбой, чтобы вы воспользовались вашим авторитетом для направления ее на обследование, а то она сама пойдет тогда, когда уже совсем все будет плохо. Только я прошу вас, не говорите ей, что это я просил об этом.

Прошло около недели. Я вечером сидел в гардеробе больницы, изучая толстенный том по психологии на английском языке, когда ко мне заглянул Петр Анатольевич. Он взял из моих рук книгу, прочитал название, присвистнул и с интересом посмотрел на меня:

– Послушай, Сергей, ты откуда этот том выкопал?

– Да вот получил по межбиблиотечному абонементу.

– Ты что, так серьезно интересуешься психологией?

– Я вообще многим интересуюсь, и психологией в том числе.

– Сергей, я тут поспрашивал своих врачей, они все о тебе высокого мнения, считают в будущем неплохим специалистом. Редко бывает, что уже на третьем курсе можно такое сказать о студенте. Но зашел я сказать тебе о том, что отправил Дарью Васильевну на рентгенографию и скопию желудка. По малой кривизне нашли приличную язву, и по косвенным признакам рентгенолог не исключает озлокачествления. Так что надо уговаривать ее на операцию, там уже будет яснее, на что идти.

Отец, конечно, эту новость принял с тяжелым сердцем. Дома в течение месяца была очень нервная обстановка. Но после оперативного лечения, в ходе которого была проведена резекция двух третей желудка, мама довольно быстро восстанавливалась. При гистологическом исследовании диагноз рака был подтвержден. Но хирурги онкодиспансера были полны оптимизма.

– К нам на такой ранней стадии заболевания больные практически не попадают. Так что скорее всего все будет хорошо.

И суеверно стучали при этом по дереву.

Когда мы с отцом пришли в диспансер, мама была уже в палате. Выглядела она неважно, но при виде нас заулыбалась. Отец, как я его ни отговаривал, принес сетку апельсинов. Он считал, что это самый хороший подарок для больных, перенесших операцию. В палате было еще три женщины, и мы угостили всех.

Пока отец разговаривал с мамой, я пообщался с лечащим врачом. Тот был в курсе всей истории и долго тряс мне руку:

– Нет, это только студент первых курсов может ткнуть пальцем в небо и поставить правильный диагноз, не зная ничего! Любой другой бы сказал «язва, и никаких проблем». Так вот при гистологии выявилась типичная застарелая каллезная язва на малой кривизне. Как твоя мама не жаловалась раньше, не понимаю. Гистолог нашел только маленький фокус атипичных клеток в одном из краев язвы. Скорее всего, на этом все закончится. – Он снова суеверно постучал по столу.

После разговора я вернулся в палату, мы еще немного посидели и отправились домой. Шли молча, каждый был погружен в свои мысли. Когда я посмотрел на отца, то увидел, что по его щеке скатилась одинокая слезинка, которую он, не глядя, смахнул рукавом. Я же шел совсем в другом настроении, ведь отец даже не подозревал, что в иной жизни это все закончилось бы гораздо страшнее.

«Вот еще одно дополнение в те изменения реальности, которые уже широким кругом расходятся вокруг меня, и чем эти изменения закончатся, я не знаю», – размышлял я.

Дома нас встречала бабушка, которой не терпелось узнать, как дела у дочери. Она собиралась навестить маму на следующий день.

После моего визита к Петру Анатольевичу тот проявил заметное внимание к моей персоне.

– Понимаешь, Сережа, я давно интересуюсь возможностями человека, в том числе меня интересует такая вещь, как интуиция. Считалось, что интуиция срабатывает у людей, которые являются специалистами своего дела, и озарение, как правило, приходит к ним в результате долгой и кропотливой работы. Ну как, например, Менделееву приснилась его таблица. А вот ты выбиваешься из этого ряда, у тебя просто нет знаний, которые бы могли тебе помочь интуитивно поставить правильный диагноз.

И опять начался известный разговор. Петр Анатольевич предложил мне подумать о профессии анестезиолога, которую он считал вершиной врачебного мастерства. Думаю, здесь немалую роль сыграл мой диагноз рака при наличии минимальных его признаков, а Петру Анатольевичу нравились думающие и успешные студенты. Когда же я вежливо отказался, мотивируя тем, что уже усиленно занимаюсь хирургией, то он сказал:

– Мне импонирует твоя настойчивость в освоении уже выбранной специальности, но впереди много времени. Мы еще встретимся с тобой на занятиях, может, ты и передумаешь.

В кружке я попросил Аркадия Борисовича дать мне возможность продолжить мою работу по возможностям пересадки сердца. В этой работе я уже более подробно, чем в первый раз, указывал на трудности, которые будут связаны с проблемами иммунной несовместимости. Также я описывал методики и доступы при подобных пересадках, которые сохранила моя память. Конечно, если бы я сам в прошлой жизни занимался этим, то мне было бы намного легче. В этой работе я, наплевав на осторожность, прямо указал на высокий уровень медицины ЮАР. Не исключено, отметил я, что там и произойдет первая пересадка сердца. Назвать Кристиана Барнарда первым хирургом, сделавшим это, мне все-таки не хватило нахальства.

Над этой работой я сидел почти полгода и закончил только к экзаменам. Аркадий Борисович, прочитав мой труд, на следующий день долго рассматривал меня, как редкое насекомое, и наконец сказал:

– Ты знаешь, что написал почти кандидатскую? Сколько студентов у меня было, но такого!.. И что мне с тобой прикажешь делать? Может, отправим твой опус в журнал «Кардиология»? Вот только бы убрать упоминание о ЮАР, было бы политически неправильно упоминать об успехах в стране апартеида.

– Аркадий Борисович, а может, отправите мой труд своему другу? Если он даст положительную рецензию на мою работу, то ее тогда уж точно опубликуют. И наша кафедра прозвучит.

Лицо моего руководителя просветлело.

– А что, неплохая идея! Сегодня же позвоню в Москву.

В ожидании вестей из столицы я продолжал самостоятельно изучать руководства по психотерапии и психиатрии. К сожалению, полностью скрыть от окружающих свой интерес не удавалось. Но пока мои однокурсники просто считали это блажью.

Так как пока до цикла психиатрии на пятом курсе было еще далеко и тренировать способности было не на ком, я решил заняться аутогенной тренировкой. В первой моей учебе я, к своему стыду, даже и не слышал о такой. Но сейчас прочитал еще довоенные работы немецкого психотерапевта Шульца и был полон энтузиазма, начав свои упражнения. Тем более что жил я заботами моей мамы один, и мне никто не мешал в этом деле. Первое время я, долго и упорно сидя в кресле, твердил себе: