Читать книгу "Щепа и судьба - Вячеслав Юрьевич Софронов"

нам свыше при появлении на свет, а свободу ты должен завоевать. Ты волен жить, но чтоб стать свободным, следует хотя бы умереть. А смерть нужно еще заслужить и быть достойным этой великой милости.

— Но ведь ты можешь умереть в любой момент!

— Я хотел бы, но не могу, поскольку на то нет воли Божьей… — неторопливо пояснил он, после чего пошел дальше, оставляя на пыльной дороге следы своих босых ног, которые тут же сдувал ветер, словно боялся, что кто-то пойдет вслед за ним и помешает ему исполнить то, что он задумал.

Так и все мы идем по чьим-то следам, считая, будто сами выбрали этот путь, поскольку свободны в своем выборе.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СОЧИНИТЕЛЬСКАЯ

Введение в образ

…На заре собственного тридцатилетия я решил круто поменять свою размеренную жизнь служащего одного из многочисленных госучреждений.

И… недолго думая, написал заявление о своей полной отставке от почти без малого десяток лет занимаемой должности.

Меня чуть поуговаривали…

Скорее для вида и очистки совести, чем от души…

Хотя, допускаю, — просто из обычного человеческого сострадания. Резонно полагая, что перспективы найти что-то приличествующее моему тогдашнему положению и вполне достойному по тем временам жалованью равны нулю.

А точнее — нулю с двумя минусами!

Хотя великолепно знаю, нуля даже с одним минусом в природе не существует.

Нуля вообще нет по определению.

На то он и ноль.

Вот точно так же не стало и меня для моих бывших сослуживцев…

И не только для них, но и для меня самого. Прежнего.

Поскольку, став свободным от своих былых обязанностей, я тут же превратился в раба, зависящего от множества обстоятельств.

И… принятых общественных условностей.

Став независимым от ежедневных обязанностей ходить на службу, я стал зависим от своих потребностей.

Одно из них и немаловажное — кормить себя.

Одевать по сезону.

Иногда лечить.

Иначе говоря, как-то поддерживать себя на плаву.

Но спасательный круг на этот случай вместе с трудовой книжкой мне почему-то не вручили. Может, просто забыли? А может, на мне они и закончились?

И что оставалось?

Ждать проплывающую мимо соломинку?

И хвататься за нее обеими руками.

Иначе река времени быстро и безвозвратно поглотит любого, не имеющего средств для собственного спасения.

Хотя у меня, как у всякого запасливо-порядочного человека, на этот счет имелся спасательный жилет — диплом об окончании провинциального вуза!

Но он к тому времени изрядно подмок и пришел в полную негодность.

Как, добавлю, и моя репутация от совершаемых мной раз за разом неблаговидных поступков.

А потому вряд ли кто мог мне чем-то помочь.

Разве что нагнать уныние на бдительного кадровика.

Потому нужно было плыть, грести самому.

Хоть вдоль, хоть поперек течения;

Работая всеми членами своего плохо тренированного тела.

Каждое мгновение.

Минуту.

Ежечасно и ежесуточно.

Бултыхаясь и изворачиваясь.

Чтоб не быть поглощенным несущим тебя потоком неумолимого времени.

…А что я вообще мог?

Немногое.

Выбор в таких случаях невелик: труд физический.

Или… с элементами использования собственного довольно среднего интеллекта.

При соответствующей оплате довольно среднего уровня.

Но вот тут-то диплом, даже очень подмокший, но с несмываемой гербовой печатью нашего пролетарского-колхозного государства, из поплавка превращался в грузило, не позволяющее всплыть в трудовой среде человеку с высшим образованием.

Даже сторожем.

Или слесарем ЖЭКа.

Людей с дипломом туда не брали!

Почему?

Догадайтесь сами.

Значит, была на то причина.

Какая?

Ответить решительно затрудняюсь.

Поскольку ответ на этот вопрос унесли с собой почившие в бозе ответственные лица партаппарата.

И тогда меня осенило!

Если начинать исчислять заново свою трудовую биографию, то с чистого листа.

Девственно чистого!

Без единого отпечатка!

Не подчищенного!

Не перелицованного из угрюмого прошлого.

И чтоб я на том месте был первый.

И сам по себе.

И без начальства.

Без трудового коллектива и членства в профсоюзе любого пошиба.

Без восьмерок в ведомости за регулярное посещение своего рабочего места.

Без премий за доблестный труд.

Без квартальных за перевыполнение.

Без отпускных, когда уже не знаешь, какой месяц и день на дворе.

При полной автономности и независимости!

Как братская Куба!

И мне тут же захотелось иметь свой флаг.

Собственный гимн.

И границу.

Отделяющую меня от остального мира.

Но без сторожевых собак и погранконтроля.

И чтоб никто туда и не подумал сунуться.

…Задача не из легких, но вполне выполнима, когда ты думаешь о полной свободе.

Наивно полагая, будто у тебя есть выбор.

В результате выбор мой пал, как стрела легендарного царевича, за городскую черту общенародной оседлости.

За колхозные поля…

В глубь земель отечества нашего…

В бездорожье…

Где и притаилось желанное существо с именем — Свобода.

Тогда как мне больше нравится хорошее русское слово — Воля.

Вот и вздумалось мне на тридцатилетием рубеже уйти на волю.

Обрести свободу.

Коль жизни без нее я в то время не представлял…

То была романтическая влюбленность в жизнь.

Не обремененную окружающими условностями.

И в себя!

Могущего все вынести, преодолеть, пережить.

Выплыть из любого водоворота.

Вскарабкаться на любую вершину и крикнуть оттуда:

— Люди! Как тут хорошо и свободно!

Когда вокруг тебя лишь небо, облака и орлы поднебесные!

…Вот о какой жизни мечталось мне…

После почти десятилетнего заключения в государственном учреждении.

Хотя и не обнесенного высоким забором с колючкой.

Но… не позволяющего глянуть выше того этажа, который был определен для тебя руководством.

А чтоб шагнуть на ступеньку вверх, ты должен был стать таким, как они — сидельцы верхних этажей.

Но я твердо знал: таким мне никогда не стать.

Тем более что любой подъем подразумевает спуск.

Иногда довольно стремительный.

Вплоть до соприкосновения с асфальтом.

И вслед за тем перед тобой закроются двери всех госучреждений…Уж так устроен тот мир, созданный по образу и подобию египетских пирамид.

Где на самой вершине помещается лишь кто-то один.

А все остальные с восхищением и завистью тянут шеи в сторону его сиятельного профиля.

А пирамиды, как давно убедился, есть олицетворение вечности. Проникнуть куда могут лишь избранные.

Потому любая геометрическая фигура вызывает у меня не восторг, а ужас от ее совершенства и недоступности.

Мне куда ближе формы попроще.

Будь то заячий след, воронье гнездо или бобровая плотника.

В них заключена иная красота, живущая в каждом нормальном человеке.

Таком же, как и я, противнике параллельных прямых и пятиконечных звезд.

* * *

…И вот после недолгих размышлений решил: в моем случае обрести свободу, можно лишь сделавшись промысловиком-охотником.

Ни больше и ни