Читать книгу "Вальпургиева ночь - Ксения Эшли"

И она совершила ошибку — роковую ошибку, — став размахивать руками и ногами в попытке отбиться от пчел.

Когда Дарок сломя голову прибежал на поляну, то увидел перед собой ужасающую картину — Шанталь с дикими воплями бегала кругами, размахивая руками, а вокруг нее черным жужжащим шаром роились пчелы.

Дарок действовал молниеносно. Сорвав плед с кресла, он накрыл им девушку, отгораживая от пчел, а потом, подняв ее на руки, помчался к ближайшей речушке, протекавшей возле пасеки. В два прыжка мужчина вместе со своей вопящей ношей оказался в воде и нырнул вместе с девушкой в речную глубину.

За то время, что они оставались под водой, Шанталь отчаянно извивалась и стонала, но когда Дарок вынырнул и вынес девушку на берег, она затихла в его руках. Мужчина быстро положил ее на землю и сорвал с головы плед. Вид Шанталь вызвал у Кларка ужас. Сердце остановилось, и вся кровь отхлынула от лица, когда он увидел покрытое красными шишками лицо и тело.

Глаза Шанталь были закрыты, грудь медленно поднималась и опускалась (жива!), то, что она потеряла сознание, было даже к лучшему. Та боль, с которой ей придется столкнуться в ближайшее время, легче перенесется в состоянии сна. Но от мысли, что от таких укусов девушка может вообще не выжить, у Дарока потемнело в глазах. Он всегда считал себя бесстрашным, но сейчас его охватил черный пожирающий душу ужас. Он поклялся себе, что будет защищать эту женщину до последнего вздоха, до последней капли крови. Жаль лишь, что до сих пор было не понятно, от кого именно нужно защищать Шанталь. Та опасность, что постоянно угрожала ей, не имела до сих пор ни лица, ни имени.

— Что здесь происходит?

На берег бежал Бенардир, держа в руках зажженную лучину. Мужчина, видимо, заметил, что его пчелы покинули улей скопом, и выбежал вернуть их на место.

— Орпа! — он застонал, увидев опухшее лицо девушки — О-о-о-о. Девочка моя…

Старик упал на колени и подполз к племяннице. В душе Кларка что-то взорвалось. Гнев. Безумие. Если бы не перекошенное от ужаса лицо Скрогинса, Дарок, возможно, придушил бы пасечника собственными руками за то, что тот не уследил за насекомыми.

— Как ты умудрился забыть закрыть заслонку? — набросился Дарок на Бенардира.

Старик оторопело уставился на него, глаза его забегали по берегу, а затем взгляд будто обратился внутрь. Видимо, Бенардир раздумывал, как мог совершить такую ошибку.

— И после этого ты говоришь, что я сильно опекаю Шанталь? А ведь сам даже со своими пчелами справиться не можешь, — зло прошипел Дарок. — Немедленно беги в деревню за доктором!

Трясущийся от ужаса и переживаний Скрогинс встал с колен и поспешил выполнять приказ. Дарок вскочил на ноги, поднял Шанталь и бегом направился в дом, молясь Орпе и вспоминая все ругательства одновременно. Он неплохо знал, что такое аллергическое удушье.

ГЛАВА 17

— Может, хватит преследовать меня по всему дому?! — разозлившись, сорвалась Эмма на Брэшена, едва тот вслед за ней вошел в гостиную.

Мужчина замер в проходе и огляделся по сторонам.

— Это ты мне?

— А кому же еще? С тех пор, как Дарок уехал вместе с Шанталь, ты буквально по пятам за мной ходишь, будто тень.

На самом деле Брэшен собирался пройти через гостиную в библиотеку, но раз уж Эмма решила его остановить, мужчина собирался поддержать разговор. Он встал посреди зала и подбоченился.

— Если тебе кажется, что я преследую тебя, значит, ты регулярно думаешь обо мне. Скажу, что безумно рад это слышать.

Эмма вспыхнула.

— Я говорю то, что вижу. Думаешь, если Дарока нет дома, легко будет справиться со мной?

— Я думаю, — объяснил он, склонив голову набок, — что после отъезда деверя ты сама не своя. Вся будто на иголках. И потому мне думается, что ты просто боишься оставаться со мной наедине.

Это была правда. Эмма не могла отрицать, что ее влечет к этому мужчине, и не ненавидела себя за эту реакцию. Но она все будет отрицать.

— Бред! Безумие! С чего мне тебя бояться?

— Потому, что я нравлюсь тебе, — спокойно ответил Брэшен. — Потому, что глядя на меня, ты понимаешь, что вовсе не мертва, и начинаешься задумываться о будущем.

Правда, Девол его дери!

— Нет у меня никакого будущего! — отчаянно крикнула она.

— Есть. И сейчас я это докажу.

Брэшен ступил к ней и, пока Эмма не начала сопротивляться, прижал ее к себе, поймал в кольцо крепких рук и поцеловал в губы. Волнение, застигшее женщину врасплох, точно раскаленным лезвием пронзило тело; на миг, как от неожиданного удара, перехватило дыхание, и Эмма возненавидела себя и его за это.

Она попыталась освободиться, принялась яростно колотить его в грудь.

— Отпусти меня! Как ты не понимаешь, я потеряла сына, мужа, свекра, — всех близких мне людей!

На глаза навернулись слезы. Она не хотела, видит Орпа, не хотела обнажать перед ним свою душу, но слова сами полились яростным потоком.

— Вы понятия не имеете, какую боль я испытываю до сих пор. Это невозможно пережить. Время не лечит, оно лишь притупляет боль. И все, чего я хочу, — это покоя. Зачем мне жить? Ради кого? Все, что мне остается, — это кое-как закончить свой век! А тут являетесь вы, и думаете, что хорошо знаете меня, решаете, что можете чему-то научить! — она почти кричала, прежняя боль вернулась, снова защемило сердце.

Брэшен слушал ее, не перебивая, но едва Эмма закончила, он неожиданно рыкнул и схватил ее за плечи. Его пальцы больно впились ей в кожу, лицо окаменело, глаза полыхали огнем.

— Не ты одна, Эмма, потеряла близких людей, — процедил он. — Не думай, что человек прошедший войну, не знает, что такое боль потери. Ты не имеешь права оплакивать собственную судьбу. Твой долг перед мужем — хранить живую память, а не зарывать себя заживо в землю!

— А как же сын? — закричала Эмма. — Какой у меня перед ним долг?! Мальчику было семнадцать лет, такой юный, такой красивый… у него была вся жизнь впереди… Да лучше бы Орпа взяла меня к себе, но оставила его! Я готова душу Деволу продать, лишь бы вернуть моего сына!…

Больше она не могла говорить, слезы перешли в громкие рыдания. Она закрыла глаза и попыталась высвободиться, но Брэшен не выпускал ее. Наоборот, стал трясти изо всех сил и не останавливался до тех пор, пока Эмма не подняла голову и посмотрела сквозь слезы прямо ему в глаза.

— Вот так. Хорошо, — Брэшен и не думал извиняться. — Плач. Кричи. Безумствуй. Выпусти свою боль наружу, а не закапывай ее глубоко внутрь себя. Да, ужасно, что тебе пришлось усомниться в существовании Матери Прародительницы. Это безумно, безумно несправедливо, что жестокие убийцы ходят по земле, а крепкий, здоровый мальчик покинул ее. Но разве в наших силах объяснить, почему все происходит так, а не иначе.