Читать книгу "Империя травы. Том 2 - Тэд Уильямс"

Закончив свою речь, Унвер дал танам возможность обсудить ее между собой, а сам просто сидел и смотрел вдаль. Солнце уже почти село, но его свет еще оставался на западном горизонте, словно кровь, стекающая в воду.

– Вот мое слово, – наконец заговорил он, и бородатые воины замолчали, глядя на него с суеверным благоговением. Фремур видел, что Унвер сумел сделать больше, чем просто убедить, – он заставил их думать. – С этого часа любая вражда между кланами прекращается. Тех, кто не сможет разрешить свои споры мирно, приводите ко мне – ко всем нам, – и мы достигнем согласия. Мы больше не станем тратить силы на войну между собой.

– Но куда нам их приводить? – спросил Этвин. – Ты будешь править нами из лагеря Журавлей на юге, шан Унвер, или из лагеря Жеребцов на севере?

– Я останусь здесь, – ответил Унвер спокойно, и всем стало очевидно, что он уже давно принял решение. Его слова снова вызвали волнение среди танов. – Это священное место для всех нас. Именно здесь духи выбрали меня. К тому же тут находится центр всех наших земель – и я не стану править как воин из Высоких тритингов или каких-то других, но как шан, и Холмы Духов станут землей моего клана, а Молчун будет средоточием власти.

– Я слышу, как духи говорят твоим голосом, – торжественно объявил Вольфраг.

– А я слышу, как голод рычит в моем желудке, – сказал Унвер.

Высокий шаман выглядел оскорбленным, но таны засмеялись.

– Пойдем, в моем лагере есть еда для всех – устроим настоящий пир, – сказал Унвер. – Моя мать сама следила за приготовлениями, и, если вы думаете, что я опасный враг, тогда вам лучше по достоинству оценить ее гостеприимство. Давайте спустимся с холма и отпразднуем новый день в луговых землях. – Он встал на ноги с такой легкостью, что никто, кроме Фремура, не поверил бы, что ему было трудно подняться по склону горы час назад.

Таны, ждавшие его как мужчины, с которыми он не расплатился по долгам за игру в кости, теперь старались оказаться поближе к нему – каждый хотел идти рядом с шаном.

Фремур не возражал против того, чтобы уступить им свое место. Он переместился в заднюю часть толпы, пока они шли вниз по древней тропе к тому месту, где привязали лошадей. Он следовал за Унвером с самого начала – и ему ничего не требовалось доказывать, но теперь кто-то всегда будет должен прикрывать шану спину.

У Эолейра имелся только один источник света в тесном фургоне, маленькая масляная лампа, но читать ему было нечего, так что это значения не имело.

Две недели, проведенные им в качестве пленника в лагере Унвера, тянулись очень медленно. Он написал письма сестре в Над-Муллах и Инавен в Эрнисдарк – тщательно избегая всего, что могло вызвать подозрения короля Хью, – но отправить письма, конечно, не мог. Они дожидались своего часа в его кошеле, и, если все пойдет так, как он рассчитывал, то довольно скоро он сможет сам передать их королевской почте Верховного Престола.

Снаружи быстро темнело – тот кусочек внешнего мира, который он видел в окно, стал цвета спелого винограда, – и Эолейр уже ждал вечерней трапезы, когда снаружи послышался шум, ворчание и даже, как ему показалось, крик боли. Он подошел к запертой на засов двери и выглянул наружу, но увидел лишь траву и далекую ограду загона. Он вернулся и сел на стул, когда что-то сильно ударило в фургон, рядом с дверью, заставив его вздрогнуть от неожиданности.

Он повернулся, ожидая, что она откроется, но ничего не произошло. Эолейр снова встал и тихо подошел к окошку, в котором внезапно появилось бородатое лицо, забрызганное кровью и искаженное гримасой – Эолейр даже споткнулся и едва не упал. Некоторое время оно прижималось к прутьям решетки – потом глаза закатились, остались только полумесяцы белков, – а потом исчезло.

Эолейр смотрел на дверь, чувствуя, как сердце отчаянно бьется в груди, но тут в зарешеченном окне появился еще кто-то, но он не смог толком разглядеть кто. Дверь распахнулась, раб по имени Лысоголовый шагнул в фургон и закрыл ее за собой. Когда он шел к Эолейру, на него упал свет лампы, и граф увидел безволосое лицо и одежду из мешковины, забрызганную кровью.

– Что происходит? – спросил Эолейр, которому совсем не понравилось выражение лица Лысоголового и его рот, искаженный странной усмешкой. – Чье лицо я видел в окне двери?

– Одного из стражников. – Лысоголовый держал в руке большой охотничий нож, длиной в пол-локтя и испачканный кровью. – Я выпустил кишки первому еще прежде, чем он понял, что происходит, второй оказал сопротивление, но я сумел перерезать ему горло. Они забыли, что Гездан совсем недавно стал рабом. Прежде я был воином. – Его улыбка стала еще шире. – И я все еще воин. Они могут рассказать это другим мужчинам, которых я прикончил и отправил в иные миры.

У Эолейра не оставалось места для маневра. Он отступал назад, пока не оказался у дальней части фургона, рядом с узкой койкой (на которой сидел – стульев в его темнице не было) и где на полке стояла маленькая масляная лампа.

– Гездан? Значит, так тебя зовут на самом деле?

– Это не имеет значения, – сказал окровавленный тритинг. – Во всяком случае для тебя, эрнистирец. Ты можешь называть меня, как захочешь… когда окажешься на другой стороне. – Лысоголовый выставил перед собой нож.

Эолейр мог защищаться только голыми руками.

«Если ты помнишь хоть что-то с тех пор, как забирал чужие жизни, – сказал себе Эолейр, – то главное, не бояться».

Он подумал о том, чтобы бросить в своего врага лампу в расчете, что масло окажется достаточно горячим и причинит ему вред, но уже спустились сумерки, и мысль о том, чтобы драться с вооруженным противником в темноте, показалась ему не слишком привлекательной. Поэтому Эолейр попытался отыскать хоть что-то, но из фургона вынесли почти все, чтобы сделать из него тюрьму, и ему удалось схватить лишь тонкое одеяло. Он намотал его на руку, и в тот момент, когда Лысоголовый сделал выпад, выставил ее перед собой. Лезвие сразу разрезало одеяло, и Эолейр почувствовал холодный ожог на коже, но ему удалось закрыть тело от ножа. Однако он понимал, что не сможет защищаться долго – Лысоголовый был моложе и сильнее.

– Зачем ты это делаешь? – крикнул Эолейр, который рассчитывал отвлечь противника, ответ его не слишком интересовал, потому что в глазах Гездана горел огонь безумия. – Я не сделал тебе ничего плохого. – Ему удалось ногой отодвинуть койку от стены, и она оказалась между ними. – Унвер тебя убьет, если ты причинишь мне вред.

– Меня здесь не будет, и полукровка до меня не доберется. – Лысоголовый сделал ленивый выпад в лицо Эолейра. – Но, когда ты умрешь, твой король возложит вину на него и начнет войну. Обитатели каменных городов придут, чтобы отомстить за тебя, и тогда Унвер и его лишенные матери последователи умрут.

Эолейр видел, что из руки у него сочится кровь, сильно толкнул кровать в колени врага, заставив того сделать неловкий шаг назад, но он все еще оставался в ловушке у стены, а Лысоголовый быстро восстановил равновесие.