Читать книгу "Запах смерти - Саймон Бекетт"

Гэри Леннокс был не в состоянии дать своего согласия, значит, это можно было просить только у его матери. И ее отказ лишал полицию возможности сравнить отпечатки пальцев ее сына с теми, что обнаружили в больнице. В общем, следствие заходило в тупик.

– Что сам Одуйя на этом выигрывает? – поинтересовался я, когда мы спустились вниз.

– Ничего. Это просто тактика проволочек. – Уэлан свернул в один из коридоров. Здесь трубы тянулись не только по стенам, но и по потолку, а дорогу нам освещали даже не прожектора, а редкая цепочка небольших светильников на треногах. – Он пытается еще и лишить нас доступа к медицинским картам Леннокса. Говорит, если Леннокс обвиняемый, мы должны предъявить документы; в противном случае обязаны прекратить преследование больного человека.

– Но если Леннокс невиновен, в его же интересах быстрее разобраться с этим.

– Вот и попробуйте объяснить это своему приятелю.

– Он мне не приятель.

Впрочем, я не винил Уэлана в его плохом настроении. Если отпечатки, оставленные на месте преступления, принадлежали Ленноксу, это стопроцентно подтвердило бы его вину. Однако отсутствие возможности сделать это наверняка было для полиции, мягко выражаясь, болезненным.

Но я понимал, почему так поступал Одуйя. Гэри Леннокс не мог говорить за себя, поэтому делать это за него намеревался активист. Причем на совесть – даже ценой задержки полицейского расследования. О саморекламе Одуйя, конечно, не забывал, но, по-моему, искренне верил в то, что поступает правильно.

Вряд ли это помогло бы ему завоевать всеобщее уважение.

– У вас достаточно улик на Леннокса, чтобы выдвинуть обвинения? – спросил я.

– Для ареста достаточно, – ответил Уэлан. – Для обвинения – нет. Без отпечатков пальцев это лишь предположения.

– А в доме ничего не нашли?

Наверняка же, арестовав сына, полиция обыскала дом в поисках улик.

– Ничего полезного. Груду старых комиксов и журналов для любителей природы. Друзей у Леннокса, похоже, не было. Даже компьютера или мобильника не обнаружили.

Чем больше я слышал, тем хуже себя чувствовал.

– Как он сам?

– Неважно. В больнице его поместили под капельницу. Пока они берут анализы, но и так ясно, что Леннокс в плохом состоянии. Виновен он или нет, мы оказали ему хорошую услугу, забрав из дома. Если мать так заботилась о родном сыне, не хотел бы я оказаться на ее попечении, будь она хоть десять раз бывшей медсестрой.

– Лола ничего не говорила?

– В основном матерные слова. У нее их богатый запас. А уж когда речь заходила о вас, тут уж просто хоть уши затыкай. – Уэлан усмехнулся. – Сдается мне, что из списка поздравлений на Рождество она вас вычеркнула.

Он свернул в новый коридор, с низкого потолка которого капала вода. Коридор упирался в тяжелые металлические двери – вход в котельную. Помещение за дверью было заполнено баками, трубами и вентилями, часть которых скрывалась в темноте. В лучшие времена здесь, вероятно, был настоящий ад, полный шипения, пара и огня. Теперь же царило безмолвие.

К запаху ржавчины примешивался аромат машинного масла. Но чем дальше мы отходили от дверей, тем сильнее ощущался другой запах – копоти и горелой древесины. Тут что-то жгли. Давно, но не очень.

Поисковая группа собралась у бойлерного котла – ржавого металлического цилиндра восьми или девяти футов в диаметре, – исполинской консервной банки, положенной набок. С одного торца его у самого пола темнело круглое отверстие топки.

Свет нескольких фонариков был направлен внутрь, и фигуры в призрачных белых комбинезонах как будто собрались вокруг костра.

– Давайте показывайте! – скомандовал Уэлан.

Одна из фигур, в которой можно было опознать женщину, выступила вперед.

– Это лежало в золе, внутри топки. Это точно кость, но я не могу сказать, человеческая она или нет.

Женщина протянула Уэлану пластиковый пакет для вещественных улик, в котором лежало что-то маленькое и темное.

Уэлан повертел пакет в луче фонарика и передал мне:

– Что скажете?

Найденный предмет напоминал жженую скорлупу арахиса. Круглого сечения, сантиметр или полтора в длину, со слегка обугленными торцами. Поверхность кости потемнела, но на ней сохранилось несколько клочков обугленной мягкой ткани.

– Средняя фаланга, – ответил я. – Какого пальца, сейчас не определю.

– Но она человеческая?

– Если только в Северном Лондоне не нашлось шимпанзе или бурых медведей – да, человеческая.

Уэлан бросил на меня недовольный взгляд, но я вовсе не собирался шутить. Фаланги бурых медведей и приматов поразительно похожи на людские, и мне приходилось сталкиваться со случаями, когда кости животных ошибочно принимали за человеческие. Но даже так я мало сомневался в том, чьи кости мы нашли здесь.

– Ампутированные конечности в больницах сжигают, правда? – предположила одна из полицейских. – Может, это как раз после ампутации?

– Для таких случаев у них используются муфельные печи, – возразил Уэлан, глядя на массивный металлический цилиндр. – А это бойлерный котел старого типа, топился углем. Он предназначен для того, чтобы греть воду, а не для сжигания отходов от операций.

– Это произошло уже после того, как котлом перестали пользоваться по прямому назначению, – произнес я. – Каменный уголь при горении развивает большую температуру. Примерно такую же, как в крематории, так что любая кость должна была бы кальцифицироваться. Она стала бы белого цвета, не черного, как в нашем случае. Это означает, что горела она при более низкой температуре.

Любая кость проходит под воздействием огня ряд хорошо известных превращений. Поначалу темнеет, меняя свой естественный, грязно-кремовый цвет на черный. Потом, если огонь достаточно сильный, кость становится сначала серой, а потом белой, как мел. В конце концов она делается легкой, как пемза: все органические вещества в ней выгорают, оставляя только кристаллический кальций.

Уэлан покосился на зияющее отверстие топки:

– Там больше ничего нет?

– Пока не знаем, – ответила женщина в комбинезоне. – Мы прекратили поиски сразу после того, как нашли эту кость. Крупных частей тела там вроде не видно, но все забито золой и углями. Трудно сказать, что еще там в них закопано.

Уэлан всматривался в пол перед топкой. На темном цементе отчетливо виднелись светло-серые пятна.

– Тут просыпали золу. Это вы?

– Нет, так с самого начала было, – обиженно промолвила женщина.

– А топка? Закрыта или открыта была?

– Закрыта.

Уэлан нагнулся и заглянул внутрь котла.

– Ничего не видно. – Его голос отдавался от стенок бойлера гулким эхом. – Дайте фонарь.