Читать книгу "Момент перелома - Александр Михайловский"

– Игорь Михайлович, займитесь этим голубчиком, если что – меры воздействия по вашему усмотрению.

И Наместник отвернулся к окну, будто и не было здесь никакого Микеладзе.

А странный капитан второго ранга сделал два плавных бесшумных шага.

– Баев Игорь Михайлович, к вашим услугам, прошу следовать за мной.

Жесткий взгляд серых глаз, презрительная складка губ и еще кое-какие приметы наводили штаб ротмистра на мысли не о нынешних рафинированных питомцев Гороховой, а о жестоких временах Сыскного Приказа, дыб и кнутов. И тут штаб-ротмистра чуть было не пробила настоящая медвежья болезнь. Знал он все свои грешки и знал, какого рода «услуги» может оказать ему этот человек. Но смилостивилась пресвятая Богородица, уберегла от страшного конфуза. А штаб-ротмистр дал себе клятву, что ни за что и никогда… Правда, он и сам не знал, что ни за что и что именно никогда…

Именно этот господин четко и ясно и объяснил штаб-ротмистру Микеладзе его задачу, и в конце добавил:

– Если вы все сделаете правильно и операция пройдет успешно, то и мы постараемся забыть о некоторых фактах вашей биографии. Эх, была бы моя воля… но, к сожалению, у России и Государя слишком мало опытных жандармов. Так что идите и оправдайте оказанное вам доверие…

От этих слов Микеладзе опять пробрала волна ужаса – таким тоном со смертными мог бы говорить Ангел Господень или посланец Князя Тьмы. Оставшиеся до операции дни он провел в судорожных попытках тщательно подготовиться к «оправданию доверия». Неизвестного господина он больше не видел, до самого вчерашнего вечера. Вчера же тот встретил Микеладзе поздно вечером в компании трех крепких громил в наполовину пехотной, наполовину морской форме. У двоих были погоны прапорщиков, у одного подпоручика. Микеладзе догадался, что они из формирующейся на островах Эллиота бригады морской пехоты. Там у штаб-ротмистра не было ни одного информатора, а те морские офицеры, кто что-нибудь мог знать об этом деле, отделывались ничего незначащими фразами.

«Понятно, почему, – подумал штаб-ротмистр, – если там на жандармском хозяйстве сидит этот Паук, у него не заболтаешь, враз голову оторвет. Только вот откуда он взялся – может, из военной разведки, а может и из «товарищей», кого перевербовали… У них, говорят, с изменниками весьма жестко поступают-с…»

– Так-с, господин штаб-ротмистр, – после некоторой паузы произнес капитан второго ранга. – Будьте готовы к завтрему…

И так же бесшумно, как подошел, он растворился во тьме вместе со своими провожатыми. Будто нечистый дух. Именно тогда, от греха подальше, и решил штаб-ротмистр все таки вести жизнь честную и богобоязненную, службу исправлять честно и добросовестно, а на всяческие махинации махнуть рукой… что и привело его к чину полковника в момент выхода в отставку, а через четыре десятка лет – к смерти в собственной постели в окружении многочисленных детей, внуков и правнуков. А ведь его судьба могла сложиться и иначе, кто знает…

Короче, по результатам операции «Телеграф» в Порт-Артуре была вскрыта целая разведывательная сеть из британских, японских и одного американского шпиона. В ответ на вопрос Микеладзе: «А что же теперь со всей этой компанией делать, не проще ли их всех арестовать?» – капитан второго ранга Баев ответил, что арестовать их и дурак сможет, но тогда на их место пришлют других – поумнее. И, кстати, не стоит расслабляться, хоть некоторые знаковые фигуры (такие, как мистер Сидней Рейли, он же лесоторговец из Одессы) попались на горячем, но у короля британского шпионов много, могут быть еще. А значит, в их игре еще могут быть темные карты того же или даже большего достоинства. И потому не стоит расслабляться…

30 марта 1904 года, 7:45. Царское Село, окрестности Александровского дворца.

Император Всероссийский Николай Александрович Романов

Весь прошлый день и всю ночь император Николай провел за чтением. Сперва он внимательно прочел рекомендательные письма Великого князя Александра Михайловича и Наместника на Дальнем Востоке адмирала Алексеева. Потом Николай изучил события, случившиеся до первого марта сего года, сверяя тексты из книги со своими собственными дневниками, хранящимися в рабочем столе. Чего-чего, а вот мелочной бухгалтерской дотошности ему было не занимать. Потом император особенно тщательно сличил информацию в двух версиях дневников за последний месяц и сделал ужаснувший его вывод. Оказывается, он совершенно лишен свободы воли, и в тот момент, когда мир уже начал меняться – произошел погром в Токийском заливе, у Порт-Артура был утоплен японский флот – его личная жизнь, как человека по имени Николай Романов, продолжалась в той же колее. Во всем, что не касалось событий на тихоокеанском фронте, записи за март месяц в обоих источниках полностью копировали друг друга, совпадало даже количество убитых ворон, бродячих кошек и собак. На Николая этот факт уже сам по себе произвел гнетущее впечатление. Неужто он не проживает свою жизнь, а всего лишь играет ее, как посредственный артист в провинциальном театре, полагаясь исключительно на подсказки суфлера? Никакой свободы воли, никакой импровизации, никакого права выбора… Будь ты император всероссийский, будь ты нищий на паперти, результат будет один – тлен и всеобще разрушение.

Еще немного порефлексировав по этому поводу, Николай отметил, что тридцатого марта из Порт-Артура должно прийти известие о гибели броненосца «Петропавловск» и смерти находившегося на нем адмирала Макарова. Если такого известия не будет в ближайшие несколько часов, то это значит, что ход истории изменился необратимо и пришельцы из будущего действительно смогут исполнить все, что будут ему обещать. А обещать ему будут, ведь и Иисусу во время искушения в пустыне дьявол обещал все царствия земные, а он, Самодержец Всероссийский, ничем не хуже Иисуса – как-никак Хозяин Земли Русской, владелец самого большого и самого могучего государства в мире, которое так любимо Богом, что ему нипочем никакие невзгоды…

Подумав об этом, Николай тут же устыдился своей гордыни и еще минут пятнадцать молился, выпрашивая у Всевышнего прощения за свой грех. Не для себя, но для жены и дочерей, на которых тоже падает то проклятие, которое он порождает своими действиями. Как там сказал господин Иванов: «от Ходынского поля до какой-то Ганиной ямы». Любые решения, какие бы он ни принимал, ведут только к ухудшению положения. И даже война, которая должна была стать легкой и победоносной, потому что противник был неизмеримо слабее, началась с потерь и поражений, отдавших явное преимущество японцам. А тут еще эти англичане, которые, не желая усиления России, представили Японии для этой войны все необходимое и являлись душой и главным мотором этого нападения.

Передохнув и переведя дух, император всероссийский снова погрузился в чтение своих изданных в будущем дневников, ибо уже безоговорочно поверил в их аутентичность. Впереди была терра инкогнита, записи за то время, которое еще не наступило. Это были такие ощущения, как будто он купальщик, дошедший до конца мостков и после этого, затаив дух, бросившийся в холодную воду. Но чем дальше император читал свои дневники, быстро перейдя от первого тома ко второму*, тем тяжелее становилось у него на душе. Поражение в войне следовало за поражением, рождение Наследника и страшное известие о его неизлечимой болезни. Дочитав до Кровавого Воскресенья, император спустился к обеду, где производил на любимую Аликс впечатление ожившего покойника, механически, не обращая внимания на вкус, поглощающего пищу, и почти не участвующего в застольном разговоре. На встревоженные расспросы императрицы Николай отделался ничего не значащими ответами, быстро доел десерт, раскланялся, чтобы почти бегом вернуться в свой кабинет к тем проклятым книгам.