Читать книгу "Думай, что говоришь - Елена Первушина"

На глазах Володи разыгрывается немая сцена. До него и до нас долетает лишь одна фраза по-французски: вероятно, Зинаида просит Петра Васильевича расстаться с женой. Тургенев ничего не говорит о том, что переживали в этот миг персонажи. Но по их выражениям лиц и по движениям мы можем все понять и без слов.

* * *

Княжна Шаховская вышла замуж в 1835 году (то есть, четыре года спустя после истории, описанной в «Первой любви») за небогатого чиновника Льва Харитоновича Владимирова. Через год у нее родился сын, и она, как и героиня повести, скончалась от родильной горячки и была похоронена на Волковом кладбище в Петербурге. На ее могиле (возможно, по воле самой Екатерины) была помещена эпитафия:

Мой друг, как ужасно, как сладко любить!

Весь мир так прекрасен, как лик совершенства.

Свое произведение Тургенев ценил высоко и признавался – «одну только повесть я перечитываю с удовольствием. Это «Первая любовь». В остальном – хотя немного, да выдумано, в «Первой любви» же описано действительное происшествие без малейшей прикраски, и при перечитывании действующие лица встают как живые предо мною».

Он писал, что «Первая любовь» особенно нравится ему тем, «что это сама жизнь, это не сочинено. Когда перечитываю, так и пахнет былым… это пережито».

Что вы можете сделать?

Я ни в коем случае не призываю вас попробовать написать «как Тургенев». Скорее всего, у вас ничего не получится. «Первая любовь» – это далеко не первое произведение Ивана Сергеевича, он успел «набить руку» на «Записках охотника» и когда писал эту повесть, уже прекрасно умел обращаться со словом. Но кое-какие приемы, которыми пользовались не только Тургенев, но и другие известные писатели, знать все же не вредно. Первый из них вам уже известен: возьмите за образец реального человека и отберите из черт его внешности и характера те, что вам нужны.

Второй прием вытекает из первого: обращайте внимание на детали. Вспомните, как в «Маленьких трагедиях» Пушкина «Каменный гость» Дон Жуан и его слуга Лепорелло обсуждают внешность донны Анны:

Лепорелло

Что, какова?

Дон Гуан

Ее совсем не видноПод этим вдовьим черным покрывалом,Чуть узенькую пятку я заметил.

Лепорелло

Довольно с вас. У вас воображеньеВ минуту дорисует остальное;Оно у нас проворней живописца,Вам все равно, с чего бы ни начать,С бровей ли, с ног ли.

Так же работает и воображение читателя. Бросьте ему крошку, которая разбудит его аппетит, но не перекармливайте подробностями. И тогда он сам их придумает и дорисует образ, избавив вас от лишних хлопот и риска прослыть занудой.

Именно так поступает Лермонтов в повести «Герой нашего времени». Вот как описывает Бэлу Максим Максимыч:

«И точно, она была хороша: высокая, тоненькая, глаза черные, как у горной серны, так и заглядывали нам в душу».

Сказано немного. Даже Карагез, лошадь старого штабс-капитана Казбича, описана более подробно:

«Лошадь его славилась в целой Кабарде, – и точно, лучше этой лошади ничего выдумать невозможно. Недаром ему завидовали все наездники и не раз пытались ее украсть, только не удавалось. Как теперь гляжу на эту лошадь: вороная, как смоль, ноги – струнки, и глаза не хуже, чем у Бэлы; а какая сила! скачи хоть на пятьдесят верст; а уж выезжена – как собака бегает за хозяином, голос даже его знала! Бывало, он ее никогда и не привязывает. Уж такая разбойничья лошадь!..»

И все же, из скупых слов Максима Максимыча о Бэле нам ясно, почему он так привязался к ней и так переживал за нее.

А сам Максим Максимыч? Его описывает некий анонимный рассказчик, путешествующий по Кавказу с чемоданом, «который до половины был набит путевыми записками о Грузии». Он с первого взгляда замечает, что Максим Максимович здесь – не случайный человек, не новичок. Это должно стать ясно и читателю. Каким образом? Благодаря перечисленным Лермонтовым деталям:

«За нею (за телегой – Е.П.) шел ее хозяин, покуривая из маленькой кабардинской трубочки, обделанной в серебро. На нем был офицерский сюртук без эполет и черкесская мохнатая шапка. Он казался лет пятидесяти; смуглый цвет лица его показывал, что оно давно знакомо с закавказским солнцем, и преждевременно поседевшие усы не соответствовали его твердой походке и бодрому виду».

Но вот перо в руках самого Печорина. И он описывает «свою Ундину» – ту самую девушки, подругу контрабандиста, что позже едва его не утопила:

«Она была далеко не красавица, но я имею свои предубеждения также и насчет красоты. В ней было много породы… порода в женщинах, как и в лошадях, великое дело; это открытие принадлежит Юной Франции. Она, то есть порода, а не Юная Франция, большею частью изобличается в поступи, в руках и ногах; особенно нос много значит. Правильный нос в России реже маленькой ножки. Моей певунье казалось не более восемнадцати лет. Необыкновенная гибкость ее стана, особенное, ей только свойственное наклонение головы, длинные русые волосы, какой-то золотистый отлив ее слегка загорелой кожи на шее и плечах и особенно правильный нос – все это было для меня обворожительно. Хотя в ее косвенных взглядах я читал что-то дикое и подозрительное, хотя в ее улыбке было что-то неопределенное, но такова сила предубеждений: правильный нос свел меня с ума; я вообразил, что нашел Гетеву Миньону, это причудливое создание его немецкого воображения, – и точно, между ими было много сходства: те же быстрые переходы от величайшего беспокойства к полной неподвижности, те же загадочные речи, те же прыжки, странные песни».

Стиль повествования сразу меняется. Максим Максимович пытается выразить, чем дорога ему Бэла. Рассказчик подмечает детали и делает выводы. Фраза: «Смуглый цвет лица его показывал, что оно давно знакомо с закавказским солнцем». Печорин предлагает нам третий тип рассказа. Он тоже говорит о том, какое впечатление произвела на него девушка, но – поверхностно. Большая часть абзаца посвящена рассуждениям о важности формы носа – для выявления той таинственной «породы», которая так привлекает его в женщинах. Что мы узнаем о таманке? Что она стройна, загорела и что у нее «правильный нос». Интересно, если бы Бэлу описывал Печорин, какой бы она перед нами предстала? Этого мы, увы, не узнаем. Зато нам известно, какой он видит княжну Мэри. Вот он поддразнивает Грушницкого:

«– Эта княжна Мери прехорошенькая, – сказал я ему. – У нее такие бархатные глаза – именно бархатные: я тебе советую присвоить это выражение, говоря об ее глазах; нижние и верхние ресницы так длинны, что лучи солнца не отражаются в ее зрачках. Я люблю эти глаза без блеска: они так мягки, они будто бы тебя гладят… Впрочем, кажется, в ее лице только и есть хорошего… А что, у нее зубы белы? Это очень важно! Жаль, что она не улыбнулась на твою пышную фразу».