Читать книгу "Старт Страны Советов. Революция. Октябрь 1917 - март 1918 - Александр Шубин"

* * *

По мнению историка С. А. Павлюченкова, «в сущности, в первом полугодии 1918 года оказался полностью проведенным в жизнь лозунг “Земля – крестьянам”, и этот лозунг на практике оказался лозунгом голода… Будучи воплощенным в жизнь, лозунг “Земля – крестьянам”, которым революционеры всегда приманивали на свою сторону крестьянство, привел к отказу крестьян от обязанностей по отношению ко всему обществу».[463] Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Оказывается, у крестьянина, в отличие от остальных, есть некие «общественные обязанности» кормить города, даже если веселые горожане не собираются делать что-то полезное для крестьян. Веселые помещики пили шампанское, пока крестьяне голодали и пахали, потому что помещикам принадлежала земля, которую они не обрабатывали. А теперь эту землю получил тот, кто на ней работает, у него появился шанс не голодать, и это, оказывается, «лозунг голода». Крестьянство нуждалось в продукции города и было готово обменивать продовольствие на мануфактуру, металлические и иные промышленные изделия. Передача земли крестьянам могла стимулировать сельскохозяйственное производство в условиях гражданского мира, сохранения промышленного производства и денежного обращения, развития кооперативного снабжения и др. Голод на территории, контролируемой большевиками, стал результатом не передачи земли крестьянам, а сокращения городом полезного для деревни производства.

Мы увидим, что товарообмен между предприятиями и деревней шел и позволял рабочим получать продовольствие. Крестьяне вполне готовы были кормить город не в силу некоторых внеэкономических «обязательств», а в порядке товарообмена.

По данным известного экономиста-меньшевика С. О. Загорского, из 650 млн пудов хлебных запасов России 350 млн пудов приходилось на Украину, 110 млн – на Северный Кавказ, 143 млн – на степной край и Западную Сибирь. Население после Бреста сократилось вдвое, а продовольствия к маю в Центральной России и Сибири (подвоз с Северного Кавказа был крайне затруднен из-за действий немцев и белых) осталось 150–200 млн пудов. Но дело было не только в Брестском мире. Продовольствие нужно было перевезти, а количество исправных паровозов за год упало с 20 тыс. до 6 тыс., добыча угля – на 25 %, посев упал примерно вдвое.[464]

По подсчетам С. Г. Струмилина, основанным на данных продорганов Петрограда, энергоемкость суточного пайка составляла в ноябре 1241 калорию, в декабре – 1162, в январе – 771, в феврале – 612, в марте – 1082, в апреле – 1023, в мае – 899. При том что для поддержания жизни требуется не менее 2300, а для работы средней интенсивности – 3100 калорий.[465] Остальное приходилось добирать покупками на рынке, своими заготовками, помощью из деревни. Работали общественные столовые, правда, с очень скудным рационом. Но цены росли так быстро, что доход рабочего позволял обеспечить его семью с рынка только дня четыре.[466]

Продовольственный аппарат продолжал по инерции работать, несмотря на саботаж части работников продовольственных управ. В ноябре было собрано 33,7 млн пудов хлеба, в декабре – 6 млн (уровень, который потом придется выдавливать из крестьян с кровью), в январе – 2, в апреле – 1,6, в мае – 0,1, в июне 1918 г. – 21 тыс.[467] Крестьянин не хотел отдавать хлеб «за бумажки», тем более «пролетарской партии». Ему нужна была промышленная продукция.

Борьба за душу народа

Для того чтобы создать новое общество, необходимы не только экономические, но и культурные предпосылки, определенный культурный уровень населения. Иначе новое общество не сможет начать развиваться – у людей не будет культурной практики, чтобы жить по-новому. Но новая культура возникает в субкультурах и не может овладеть массами населения, развиваться «вширь» без социальных предпосылок, в условиях господства прежних социальных отношений. Социальные перемены должны сопровождаться и культурными сдвигами – иначе результаты революции не могут быть закреплены. Демократия даже в случае радикальных политических реформ не может закрепиться без распространения демократической культуры. Социальное раскрепощение и творчество невозможны без раскрепощения культурного творчества и приобщения к нему широких слоев населения. Социализм не может существовать без способности большинства населения выполнять функции власти и заниматься творчеством, что раньше было достоянием социальных элит.

В ходе революции широкие народные массы стремились приобщиться не только к политической жизни, но и к культуре, что вызвало у представителей творческой интеллигенции противоречивые чувства. Для одних это было покушением на элитарность, высокое качество культуры, вторжением грубой толпы, которая не должна диктовать творцу свои правила. Другие литераторы и художники приветствовали тягу трудящихся к новой культуре, готовы были поставить свое творчество на службу революции. Для них Серебряный век был культурой уходящего мира, где народ был несчастлив.

Социальная революция ударила по элитарной культуре своей разрушительной стороной. Делегат первого съезда по просвещению В. Шульгин летом 1918 г. рассказывал: «Свезли в Рязань из помещичьих усадеб ценнейшие коллекции книг, картин, а из имения Келлера – музей минералов, монет… Горят усадьбы, горят, и нужно спасать все ценное».[468] А сколько не свезли?

Большинство представителей интеллигенции отнеслись к Октябрьскому перевороту враждебно или неприязненно – либо как к дальнейшему углублению хаоса, либо как к разрыву с идеалами Февраля, давшего свободу. «Почти вся петроградская литература осталась по ту сторону октябрьской границы. Перешли: А. А. Блок, К. А. Эрберг, Иванов-Разумник, О. Д. Форш, С. Есенин, видимо, А. Чапыгин… Перешли не на основании точно обозначенных платформ, а каждый по-своему, на основании чего-то своего; писатели эгоистичны по-преимуществу»,[469] – писал литератор Е. Лундберг. Но эта индивидуальность творческой личности и была ценна, именно ее не хватало поднявшимся массам. Просоветская интеллигенция не была единой. В. Маяковский вспомнил о своем большевистском прошлом, А. Блок и почти все литературное объединение «Скифы» тяготели к левым эсерам.[470] Когда наркомпрос предложил сотрудничество Союзу деятелей искусств (СДИ), реакция была холодной даже со стороны его левого крыла, лидер которого О. Брик заявил: «Кто бы ни стоял у власти, никто не может управлять искусством помимо деятелей искусств». Лидер правого крыла Союза Ф. Сологуб призвал оберегать искусство от Луначарского. Маяковский призвал союз не отказываться от сотрудничества, «обратиться к власти, приветствовать новую власть».[471] В итоге этой дискуссии 17 ноября СДИ занял такую же позицию, как Викжель в отношении железнодорожного транспорта: союз готов «взять на себя контроль над всеми мероприятиями государственного и общественного характера, касающимися искусства, а также над всеми учреждениями по искусству с тем, чтобы они были сохранены в целом до окончательного их устроения учредительным Собором деятелей искусства».[472] В результате договорились, что наркомпрос оказывает союзу финансовую поддержку, но как общественной организации, то есть по конкретным проектам.