Читать книгу "Лето Виктора Цоя - Юрий Айзеншпис"

В качестве дополнительного визуального эффекта на сцене время от времени появлялись две танцовщицы в полупрозрачных белых материях, изображавшие не то привидения в честь Хэллоуина, не то романтическую направленность песен Димы Билана. У сцены тем временем образовалась мощная группа поддержки, состоявшая в том числе и из редких для ночных клубных мероприятий юных девушек, забрасывавших певца цветами и разнообразными плюшевыми изделиями.

Еще раз переодевшись, Билан вновь появился перед гостями, но уже один, и представил еще несколько вещей с диска в привычных электронных аранжировках. Сладким завершением сета гвоздя программы стал вынос большого торта в виде проигрывателя пластинок с соответствующей событию надписью на «пятаке» аудионосителя. Подарок от кулинаров «Арлекино» разрезали все участники прошедшей ранее пресс-конференции, полакомились также и оставшиеся журналисты. Вторая часть музыкальной программы была отдана под песенные поздравления гостей. На сцене выступили группы «Фабрика», «N’Evergreen», «Hi-Fi» (обрядившиеся в исключительно мужские костюмы по случаю Хэллоуина), «Гости из будущего», «Блестящие», «Динамит», Саша, Дарина, «Любовные истории», Алексей Романов. Дима Билан послушно выбегал из-за сцены на каждый зов коллег и виновато сообщал, что опаздывает на самолет в Красноярск. Однако главный герой вечера успел-таки исполнить дуэт с певицей Дариной (в клипе которой он недавно появился, к чему бы это?) и, выбежав к зрителям уже в походном спортивном костюме во время выступления «Любовных историй», окончательно попрощался со всеми, ему предстоял полет в Красноярск, где Дима принял участие в праздновании пятилетия МТВ. Самолет задержали, но все обошлось.

В общем, презентация прошла на ура. Гостей было множество: «Фабрика», Киркоров, «Гости из будущего», «Hi-Fi», Саша… Кого-то из гостей искренне интересовало творчество Билана, кто-то любезно откликнулся на мое приглашение, а кто-то просто пришел поразвлечься. А по большому счету зачем еще, как если не для развлечений, нужна вся эта музыка?!

На основании решения ВТЭК вернувшись в столицу, я старался максимально избегать незаконных дел, но от судьбы не уйдешь. По крайней мере далеко. И как-то, сидя с приятелями в ресторане, я познакомился с одной бизнес-леди, как это теперь принято говорить. Осведомленная о моем неравнодушном отношении к хорошим шмоткам, дама предложила слегка обновить мой гардероб. Я поехал к ней «на примерку». Предложенный мне товар в лучшую сторону отличался от продаваемого в «Березках» как по качеству, так и по эксклюзивности. Он покупался непосредственно за границей или самой дамой, или ее мужем арабом. Потом за скромный процент я обновил гардероб моих приятелей. А потом все это превратилось в небольшой бизнес. Так меня вовлекли в процесс фарцовки импортным ширпотребом в качестве одного из звеньев цепочки. С валютой я уже не связывался – руки жгла, а занимался сбытом одежды оптовикам. Конечно, сказать «вовлекли» можно лишь условно: на невинного и наивного мальчика я не тянул и все делал вполне сознательно, но деловой импульс плюс женское обаяние сыграли свою роковую роль. Плюс все тот же запах легких денег. Товары уже стали не привозиться из-за границы от случая к случаю, а закупаться непосредственно в «Березках» и не единичными, а мелкооптовыми партиями. Масштаб операций поменьше золотого, но тоже вполне достойный и прибыльный – несколько тысяч рублей в месяц да приносил. То есть я зарабатывал раз в пять-шесть, а то и больше самого высокопоставленного чиновника и в очередной раз не находил в себе сил сказать «стоп!».

В зависимости от вида товара – косметика, тряпки, электроника – существовало несколько точек «сбора», где и совершались сделки. Кстати, там я встречал многих из нынешних сырьевых и банковских олигархов, первых лиц правительств. Свой первый капитал они сделали именно там. Сейчас они вряд ли в этом признаются, да и я не хочу чужими именами швыряться, хотя что тут зазорного? На тот момент это являлось максимально возможным масштабом проявления частной инициативы. Не считая, конечно, партийно-хозяйственных преступлений. Впрочем, появление, а тем более сделки на «точках» несли большую потенциальную опасность, поэтому, как правило, все происходило по телефону или через знакомых. Каждый делал свой маленький бизнес в качестве звена той или иной цепочки, и, если где-то происходил обрыв, все очень быстро рушилось.

Араб в итоге попал в оперативную разработку КГБ, дал показания против меня и своей подруги и свалил из страны. Однако еще весомее оказалось предательство валютчика Шпеера, с которым я и водочку пил, и с девочками гулял… Вот гнида! По делу он проходил как свидетель, однако без очной ставки и прочих формальностей, и о его неблаговидной роли я узнал совершенно случайно.

За мной установили тотальную слежку, и как-то, когда я приехал на деловую встречу к театру имени Моссовета, мою машину блокировало несколько автомашин сотрудников милиции. В багажнике находилось несколько кассетных «Грюндигов», парочка видеомагнитофонов и десяток видеокассет. Авто с товаром забрали, а меня отправили проторенной дорогой – сначала на Петровку, а после предъявления обвинения – в Бутырку. На дворе стояло 10 октября 1986 года. Недавно купленные «Жигули» шестой модели – мою первую машину и весь находящийся в ней товар, а также порядка 15 тысяч рублей из карманов изъяли и описали. В квартире на Зеленоградской также произвели тщательный обыск, но ничего предосудительного не нашли и ничего описывать или конфисковывать не стали. Благо я успел туда лишь временно прописаться, да и товар не хранил.

Единственным официальным свидетелем моего обвинения являлся подлый араб, успевший покинуть СССР и не отзывавшийся на международные телеграммы, идущие к нему на родину. Именно этот факт не давал следствию законной возможности поставить в моем деле очередную жирную точку. А потому само следствие шло вяло и бесперспективно, я же, уже опытный в вопросах законности и юриспруденции, имел четкую линию защиты. Наличие импортных вещей в моем автомобиле и большой суммы денег в кармане само по себе преступлением не являлось, поэтому требовалось лишь придумать некую правдоподобную версию и ни в чем не признаваться. А иначе, как уже случалось, мое признание вопреки всем юридическим нормам могли посчитать за доказанное обвинение. Я искусно отпирался и параллельно строчил огромное количество жалоб, из двух томов дела один полон моих кляуз. Писал я их по любому поводу: по делу, по условиям содержания, по состоянию здоровья – и в самые разные инстанции, даже в Европейский суд по правам человека…

Мое дело представлялось изрядно сфабрикованным, и защита его удачно разваливала. Лучшим же защитником выступал я, как наиболее заинтересованный в итоге, имеющий серьезный опыт контактов с правосудием и лучше всех знающий суть дела. Адвокаты и юристы в подавляющем большинстве работают не творчески, лишь формально отрабатывают, основываясь на каких-то законодательных актах, выискивая какие-то процессуальные нарушения. Кто-то основательнее знает законы, кто-то – более поверхностно, язык у кого-то подвешен лучше, чем у другого, но в суть дела мало кто вникает. Родственникам обещают золотые горы, но обычно к серьезному бою за клиента не готовы. Поэтому, общаясь с адвокатами, я лично выстраивал линию защиты, говорил, на что стоит обращать внимание и на чем акцентировать выступление. Короче, два раза меня судили и дважды разные суды отправляли дело на доследование. И во второй раз прокурор не дал санкцию на мое дальнейшее содержание под стражей. Видимо, предполагаемое преступление не представляло такую социальную опасность, как десять или даже полтора года назад. Близилась перестройка, подул свежий ветер перемен, и это стало касаться и судопроизводства: оно теперь вершилось более серьезно, лояльно и демократично. В преддверии социальных свершений в людях наблюдался невиданный внутренний подъем, значимость человека выросла, уменьшился беспредел власти. Активно освобождали под подписку в качестве меры пресечения, так как камеры уже не распирало сверх всякой меры.