Читать книгу "Собаки, которых мы спасли. Нет места лучше дома - Пен Фартинг"

Куда подевалось это традиционное милосердие к животным? Даже с моим ограниченным пониманием Корана и его учения, я все еще ощущаю печаль и шок от того, что и в наши дни неверная интерпретация учения Пророка делает собак отщепенцами в некоторых сообществах исламского мира, а происходит это из-за простой путаницы со значением всего одного слова: «держать».

В ранних хадисах пророк Мухаммад утверждал, что человек будет наказан за то, что «держит» собаку. К несчастью, в этих ранних переводах, слово «держать» использовалось вместо слова «заточать» (вы сможете увидеть, как возникает путаница, когда обратите внимание на то, как в английском языке слово «keep» в качестве существительного означает место заточения, однако уже как глагол никак не связано по смыслу с заточением и заключением в тюрьму). Фактически, пророк на самом деле просто заявил, что заточать собаку — плохо, так как она, будучи социальным животным, нуждается в обществе других собак.

Несмотря на то, что в поздних переводах этих хадисов вместо «держать» используется словосочетание «лишать свободы», причиненный вред остается непоправимым.

Если только я сильно не ошибаюсь, пророк Мухаммад был бы огорчен повсеместным насилием и издевательствами, с которыми кошки, собаки и птицы ежедневно сталкиваются в Афганистане, и еще больше — собачьими боями.

«Вот если бы местные так же легко полюбили собак» — размышлял я, когда мы уходили, оставляя людей кормивших птиц заниматься их делом.

Мы свернули на противоположную улицу, направляясь к гостинице, которой предстояло стать моей базой на весь срок моего пребывания.

Свернув, мы едва не сбили вооруженного «АК-47» полицейского, который переходил перед нами улицу, не глядя по сторонам.

Гостиница оказалась тяжело укрепленной: пятнадцатифутовые бетонные плиты, установленные на-попа, окружали нижнюю часть внешней стены здания для защиты от ракет или атак смертников. Вдобавок, я насчитал несколько одетых в униформу афганских охранников, выстроившихся от проезжей части до входа. Еще больше их находились на различных караульных постах, тактически расположенных вдоль стены и крыши. Ввиду их службы, я им не завидовал.

Обвешанные поясными подсумками с запасными магазинами, с автоматами Калашникова, свисающими с плеч, они притопывали своими обутыми в армейские ботинки ногами по земле, пытаясь прогнать пронизывающий, противный холод.

После обыска мне позволили пройти через двойную дверь гостиницы в регистрационный зал. Проделав путь к моей комнате на втором этаже, я открыл дверь и сразу же погрузился в радушное тепло, исходившее от двух горячо сиявших стержней электрокамина.

За считанные секунды я разведал запасные выходы и ходы на случай, если случится немыслимое и талибы и впрямь выберут гостиницу своей целью. Мой городской рюкзак, которым я пользовался в качестве повседневной сумки, всегда был собран и должен был оставаться собранным в течение всего пребывания в Афганистане.

Как и в дни службы, моя сумка содержала все необходимое для быстрого ухода. Ноутбук, камера, теплая куртка, вода, сухпаек, телефон, — я не оставлял вне сумки ничего из вышеперечисленного, за исключением разве случаев, когда пользовался этими вещами. Бронежилет находился там же. Паспорт, мелкие купюры американских долларов и необходимые для афганской полиции документы находились в поясной сумке на ремне вокруг моей талии. Всем остальным в комнате можно было пожертвовать, если что-то случится.

Старые привычки умирают трудно. Возможно, я находился на грани паранойи, однако правилу «лучше поберечься заранее, чем сожалеть после» я следовал всю мою жизнь, вплоть до настоящего времени, и не вижу причин не следовать ему впредь.

Поездка в приют для животных оказалась столь же колоритной и отрезвляющей, как и путешествие от аэропорта.

Бедность страны ошеломляла. Высоко в горах над дорогой тянулись бесконечные ряды глинобитных домов, расположенных террасами. Глядя на них, становилось ясно, что электричества в них нет, а когда мы проехали мимо двух выглядевших печально мулов, ведомых юным афганцем и перегруженных яркого цвета баклагами с водой, свисавшими с обеих сторон их седел, мне стало понятно, что водопровод в домах тоже отсутствует.

Хотя мне и довелось годами выдерживать тяготы службы в морской пехоте, я всегда знал, что они — временные. Я знал, что дискомфорт все же закончится и наступят дни, когда я буду вновь наслаждаться домашним уютом, и это знание, как яркий свет маяка, наполняло меня надеждой. Здешние люди не могли предвкушать подобне будущее. Поскольку Талибан не собирался исчезать, а положение нового правительства оставалось крайне шатким, перспектива перемен не выглядела обнадеживающе.

Мы ехали по дороге, когда-то состоявшей из асфальта, но уже давно превратившейся в полузасохшую грязь. Вездесущий мусор, казалось, покрывал все вокруг. Выброшенные пластиковые бутылки, бумажные коробки, ржавые автомобильные детали и бог знает что еще валялось по обе стороны дороги, пока мы ехали дальше через грубый ландшафт.

А еще я неоднократно вздрагивал, когда замечал бессчетные неподвижные тела, лежащие среди мусора: взлохмаченные, длинношерстные псы, явно сбитые проезжавшей машиной до того, как они смогли отползти и умереть болезненной смертью на обочине, в полном одиночестве. И вновь я ощутил свою негодность. Мне хотелось сделать мир лучше прямо сейчас.

Бесконечные ряды одноэтажных жилищ и усадеб все тянулись и тянулись, пока мой шофер указывал на разнообразные племенные общины, мимо которых мы проезжали. Мне пришла в голову шальная мысль, что я могу нарваться на большую проблему, если наш автомобиль вдруг решит развалиться, и я украдкой похлопал приборную доску и прошептал несколько ласковых слов машине, просто так, на всякий случай. Я также зажал локтем кнопку блокировки двери вскоре после того, как мы отправились в путь. Когда мы перебирались через особо забитые перекрестки и машина тащилась со скоростью улитки, я не один раз ловил себя на том, что снова проверяю, насколько плотно закрыта дверь. Просто так, на всякий случай.

«Расслабься, Фартинг, — подумал я про себя. — Не каждый местный — тайный шпион Талибана». И в самом деле, никто, похоже, не проявлял ко мне маломальского интереса. Никто не кричал и не указывал на лопоухого европейца в пассажирском кресле потрепанного универсала. К счастью, я был для них очередным безликим путешественником, пытающимся объехать мир кругом.

Немного погодя до меня с трудом дошло, что я больше понятия не имею, где мы теперь находимся. Нечего даже было пытаться заполучить карту улиц, так как приоритетный доступ к таким картам имели только военные. Но Мохаммеда, похоже, ничто не беспокоило, и я решил: когда он начнет тревожиться с такой же силой что и я, это и послужит для меня сигналом. Посему я откинулся на спинку кресла и стал наслаждаться видами: в конце концов, не каждый день я езжу по Афганистану в качестве туриста.

Казалось, прошел целый век, прежде чем мы свернули в неопрятный переулок с высокими стенами, едва разминувшись с пешеходами, несущими всевозможные предметы и товары. Мы остановились у двух громадных, выкрашенных красной краской ворот — типичного входа в большинство афганских усадеб.