Читать книгу "Сказки сироты: Города монет и пряностей - Кэтрин М. Валенте"

Близнецы стояли на отремонтированном причале, приложив алые руки к ртам. Они издали долгий тоскливый звук, словно туманные горны [24] в одиноком заливе. Семёрка и Темница держались за руки, а Гнёздышко взмахивала крыльями от нетерпения. Вскоре из тумана показался паром. Серпентина опустила на доски завёрнутую в одеяло дочь, и её слёзы капнули на лицо девочки.

– Что ты делаешь? – спросил Идиллия. – Я не беру пассажиров без платы. И мне не нравится, когда меня призывают как горничную.

Собравшиеся переглянулись.

– Чем же мы, жители Острова, можем тебе заплатить? – беспомощно спросил Итто с низким голосом.

Семёрка медленно вытащил единственную жёлтую монету из старой кости, сглаженную его пальцами. На ней ещё можно было разглядеть печать в виде паука. Темница посмотрела на него и вскинула брови.

– Этот ребёнок так дорог тебе? – спросила она.

– Нет, – просто сказал он. – Но я съел яблоко той ночью, когда попал сюда. Извини, что солгал, но ты бы мне не позволила. Я знаю, что ты никогда её не покинешь; теперь и я не смогу это сделать. Да и не хочу. Я никогда тебя не покину. В любом сером городе я буду рядом, и ты никогда не останешься одна.

Темница отбросила с лица спутанные волосы и рассмеялась.

– А я ела плантайны, той самой ночью, когда ты появился.

Семёрка стиснул её ладонь, а потом отдал монету паромщику, не глядя на неё и не пытаясь взвесить в ладони. Идиллия нахмурился и начал вертеть её в пальцах. Его лоб сморщился от тревоги и неодобрения, но он позволил сунуть ребёнка в свои костлявые руки. Серпентина и близнецы обняли друг друга, окружённые четырнадцатью огоньками, и принялись снова целовать дочь.

Когда паром удалился от берега, Гнёздышко слабо улыбнулась и прижалась щекой к щеке юной змеи.

– Не переживай, дорогая, я знаю, куда её отнести. И я скажу твоему брату, что ты по-прежнему красива. – Она огляделась, окинула взглядом пляж и дома в отдалении. – И уж точно не одна.

Пока они смотрели, на талии женщины-гусыни появился пояс – красная лента сгущалась, точно кровавый туман, и к тому моменту, когда она стала осязаемой, ведьма исчезла. Паром скрылся в тумане, и они остались одни на причале, сумрачном и скорбном, как похоронные носилки.

В Саду

Мальчик держал её руки в своих. Луна была такой высокой и яркой, что свет очистил их лица до серебряного блеска, словно старательная горничная. Суровый ветер трепал ветви тополей, где-то раздавалась какофония рогоза. Девочка сидела посреди леса, одетая в красное, точно первое зимнее солнце.

– Что случилось с девочкой? – воскликнул он. – Куда Гнёздышко её отнесла? Она стала красивой, когда выросла? Она воительница, как все другие дочери Серпентины?

Девочка рассмеялась, её улыбка была широкой и довольной. В ночи звёздный свет танцевал на её коленях, а тёмные веки чуть подрагивали, будто поверхность маленького садового озера. Мальчик зарделся, и девочка подумала, что это ей нравится больше всего – когда он так сильно хочет снова услышать, как она говорит, что от нетерпения забывает о приличиях. Синяя ночь ложилась на его щёки пятнами, дыхание замерзало в воздухе. Где-то за их спинами рыба подпрыгнула и плюхнулась в воду со звонким плеском.

– Если ты вернёшься в Сад и ко мне, я расскажу тебе о вещах ещё более странных и чудесных.

Девочка улыбалась.

Она вытащила перламутровую птицу из складок чёрных волчьих хвостов и потянула за сапфировый хвост. Птица прозвонила полночь; звон был протяжный, чистый и нежный.

Обжигающая книга

В Саду

В Саду шел снег.

Такое явление нельзя было назвать неслыханным – даже в книгах Султана встречались гравюры с изображением дам в одеяниях с меховыми воротниками, развлекающихся в снегу, и прыгающими у их ног собачками в ошейниках, на которых звенели бубенчики. Когда девочка была маленькой, она однажды видела падающие снежинки, но точно не метель, по колено погружавшую людей в лёд. Листья лимонных деревьев мороз не сковывал так долго, что даже самая пожилая придворная дама, которой было тяжело вставать с постели, с трудом припоминала цвет своей собаки и звук бубенчиков на её ошейнике. Озеро замёрзло, превратившись в обрамлённое тростником зеркало. Сосновые иголки, покрывшись льдом, холодно поблёскивали в тишине. Ветви каштанов сковал мороз. Дети играли, собаки прыгали. Спешно печатали новые гравюры.

Свадьбу назначили на самую длинную ночь в году, чтобы праздник продлился как можно дольше. Во Дворец свезли всевозможную дичь; повара принялись её жарить, а мальчик принюхивался к блюдам из носорожьего, крокодильего, верблюжьего, медвежьего и бегемотового мяса. Он устал от квохтанья портних, которым не о чем было говорить, кроме того как сильно он вырос и какой широкой будет его грудь через несколько лет. Булавки посверкивали у них во рту, как лёд… Мальчик в мрачных раздумьях спросил себя, что подадут на его собственной свадьбе?

Наслаждаясь снегом, Сад блистал свечами и цветами. Во Дворце все изнывали от желания попробовать, что это за штука: кухарки высовывали языки, чтобы поймать снежинки, а молодые люди приносили своим возлюбленным замёрзшие апельсины. Над тропинками колыхались фиолетовые и изумрудные юбки; туфли с каблуками из рога и подошвами из промасленной кожи оленя портили совершенную белизну отпечатками, напоминавшими чернильные каракули на чистом листе бумаги. Иногда мальчику казалось, что он видит девочку. Но во Дворце было так много черноволосых девочек! Всякий раз, когда он огибал забор или глиняный вазон с зимними лилиями или голое сливовое дерево, следуя за потоком тёмных локонов, перед ним оказывалось лишь милое напомаженное дитя с самоцветами на лбу. Ему не всегда удавалось хотя бы извиниться.

Однако мальчик знал, что она снова придёт. Плоское небо заполнил блуждающий снег, который таял на волосах, но он не чувствовал холода. Девочка была где-то там, в Саду, и этого достаточно, чтобы сделать его счастливым и уверенным в том, что его ждут за очередным сугробом. В прошлые разы, когда девочка исчезала, мальчик был уверен, что она его бросила, но теперь… Разве он не выслушал историю Семёрки и Темницы? Разве не понял, что может быть таким же настоящим другом, как однорукий мальчик? Разве не видел, что она такая же дикая и милая, как хульдра? Его вера слегка дрогнула, будто лиственница на суровом ветру, когда зимние дни начали сменять друг друга, снег не таял, а она всё не появлялась. Мальчик преследовал тёмные кудри, словно кроликов. Собаки прыгали, звенели бубенчики… Ночь свадьбы приближалась, но её не было.