Читать книгу "Позорная история Америки. "Грязное белье" США - Лев Вершинин"

Но время шло, в воздухе витала идея Панамского канала, Испания слабела просто-таки вызывающе, и янки пришли к выводу, что хватит церемониться. Куба — помимо всего прочего, еще, кстати, «сахарница мира», — и прочие острова в океане лежали слишком плохо, чтобы оставалась хоть малейшая возможность их не прихватить. В связи с чем в 1895 году на Кубе и в Пуэрто-Рико, а в 1896-м и на Филиппинах начались очередные «революции». Можно даже и без кавычек: рядовые повстанцы, да и большинство вожаков искренне верили, что добрые американцы помогают им деньгами, оружием и советниками из страстной любви к свободе наций и демократии. В освещение событий мгновенно включилась американская пресса, причем оба конкурирующих концерна, — Херста и Пулитцера, за три года доведшие американского обывателя до белого каления ненависти к «проклятым испанцам», истребляющим на Кубе и так далее всех подряд, от мала до велика. Особо воздействовали на политически неравнодушную публику свидетельства очевидцев аутодафе, учиняемых инквизицией над невинными женщинами и детьми в протестантских поселках.

Тщетно испанский премьер-министр, либерал Игнасио Сагаста, умолял «международный концерт» прислать на острова любую комиссию, дабы та убедилась, что количество погибших исчисляется едва ли сотнями, протестантов на острове отродясь не бывало, а в смысле зверств испанцы как раз уступают пламенным революционерам. Все всё понимали, но никто не спешил помогать, поскольку поддержка Испании не сулила никаких выгод, а вот за невмешательство янки обещали не остаться в долгу. Некоторое недоумение «явной несправедливостью» выразили только правительства Российской и, как ни странно, Оттоманской империй, и бежать впереди паровоза непонятно зачем им, вполне понятно, было не с руки.

Короче говоря, ситуация напрягалась. В январе 1898 года на страницах «Нью-Йорк Морнинг Джорнэл» было опубликовано украденное по заказу Херста частное письмо испанского посла, нехорошо отзывавшегося о президенте Мак-Кинли, — медиамагнату, битва которого с Пулитцером была в разгаре, дико хотелось горяченьких, — чем кровавее, тем лучше, — сенсаций. Когда спецкор, сидящий в Гаване, дал боссу телеграмму, что восстание, кажется, сходит на нет, Херст ответил знаменитым: «Вы обеспечьте иллюстрации, а войну я обеспечу». Спустя несколько дней к берегам Кубы подошел «с официальным визитом» американский броненосец «Мэн», который, встав на рейде Гаваны, 15 февраля 1898 года внезапно взорвался и очень быстро утонул. История этого взрыва не разгадана и по сей день, но уже через неделю тираж «Нью-Йорк Морнинг Джорнэл», требовавшей «страшно отомстить проклятым конкистадорам за кровь и пепел миллиона уничтоженных индейцев», вырос до совершенно фантастических по тем временам 5 миллионов в день.

Испанцы еще пытались как-то спастись. Они передали следствие в полное распоряжение американских специалистов, — и даже те, хотя и были заранее подготовлены к вынесению вердикта о мине, прикрепленной снаружи, — сделали вывод, что нет, взорвалось судно где-то внутри. Это, однако, уже роли не играло, да и не могло играть. «Весь американский народ» в едином порыве требовал отомстить за «бедных морячков» и «спасти несчастных кубинцев из пыточных камер». Вовсю шли набор волонтеров в морскую пехоту и развертывание флотов. Так что 19 апреля под единодушное «Гип-гип-ура!» граждан Конгресс США принял резолюцию с требованием к Испании «покинуть эти земли, права управлять которыми она сама лишила себя как плохим управлением, так и жестоким отношением к невинным людям, и оставить названные территории на благородное попечение американской демократии», а когда испанское правительство в ответ позволило себе попросить о специальной конференции, где «интересующие обе стороны вопросы могли бы быть обсуждены», 21 апреля 1898 года военно-морской флот США без объявления войны атаковал слабенькие эскадры испанцев. Ибо, как написал на следующий день в редакционной статье торжествующий Херст, обычно журналистикой не баловавшийся, «уважение к интересам Америки и выгоде ее народа не позволяет терпеть от дикарей подобной наглости». И вот так-то возникли причины для того самого стука в дверь, с которого я начал было разговор….

В борьбе обретешь ты право свое

Для полной картины следует понимать, что к концу XIX века обстановка на Филиппинах напоминала ситуацию в Латинской Америке восемью десятилетиями ранее. Сформировавшаяся буржуазия, начитавшаяся Прудона, Маркса и прочих модных шопенгауэров, зажиточные креолы, куча-мала активных разночинцев с претензиями, обострившийся земельный вопрос — и полное политическое бесправие, помноженное на тупость мадридских наместников. Ничего удивительного, что на островах стали появляться патриоты, мечтающие о независимости. В 1892 году на обломках умеренно-просветительской Филиппинской Лиги, сдуру разгромленной испанцами, возникло куда более агрессивное общество — Катипунан, поднявшее в августе 1896 года серьезный мятеж. Правда, лидеры вскоре перегрызлись — частично на почве амбиций, но и по идеологическим мотивам тоже: «левые» во главе с «человеком из народа» Бонифасио и интеллектуалом Мабини считали необходимым проводить земельную реформу и так далее, «умеренные», главным образом помещики, возглавляемые Эмилио Агинальдо, полагали, что независимость хороша и так, без глупой уравниловки.

Победил Агинальдо; Бонифасио расстреляли, Мабини едва унес ноги, но бои продолжались, в марте 1897-го в освобожденных районах была провозглашена независимая Филиппинская республика, в ноябре принята умеренно-либеральная Конституция. А затем происходит нечто странное. Лидеры повстанцев впервые откликаются на призыв властей встретиться и поговорить. Предложения испанцев конкретны: армию распустить, республику расформировать, восстание свернуть, а за все это — полмиллиона песо и право уехать куда угодно. Ответ борцов столь же четок: ДА!!! При условии, что, кроме денег, филиппинцев уравняют в правах с жителями метрополии. Но поскольку ясно, что такие вещи не в компетенции губернатора, лидеры войны за независимость готовы удовлетвориться честным словом, что он сделает все, чтобы убедить короля принять «политические» условия, и прекратить борьбу прямо сейчас, однако не за жалкие полмиллиона, а как минимум за миллион. Сходятся на 800 тысячах; деньги поступают немедленно. Так что 16 декабря 1897 года правительство повстанцев объявляет о самороспуске, а Агинальдо издает воззвание о прекращении борьбы в связи с «полной капитуляцией властей и во избежание продолжения постыдного братоубийства», подкрепляя слово делом — каждый боец повстанческой армии получает по целых 15 песо (деньги немалые, аж на лошадь хватит).

В общем, все путем. Губернатор рапортует в Мадрид о подавлении мятежа (правда, некоторые фанатики еще воюют, а генерал Франсиско Макабулос в провинции Тарлак даже сформировал временное правительство, но на эти частности можно закрыть глаза: коль скоро политическое руководство бунтовщиков сдалось, это уже просто бандитизм, да и сколько там того Тарлака?). Мадрид ликует (о «политических» требованиях губернатор даже не подумал никуда сообщать). Повстанцы расходятся по домам довольные (насчет политики боссы договорились, обмана не будет, чему гарантией 15 песо, которые уже в кармане). А сеньор Агинальдо уплывает в Гонконг, где открывает солидный торговый дом. Увы, вскоре прогорает (куда уж там конкурировать с китайцами!), с трудом избегает долговой ямы и грустит. Вот в такой ситуации в начале мая 1898 года в дверь к бывшему президенту и постучал посланец адмирала Дьюи, командующего Тихоокеанским флотом США, только что утопившим испанскую эскадру на рейде Манилы…