Читать книгу "Имя кровью. Тайна смерти Караваджо - Мэтт Риз"

– Ну да, а почему нет?

– Думаешь, это хорошая шутка – намалевать для нашего храма голого поваренка и мальтийскую шлюху?

Рыцари за столом затихли. Брат Джулио кашлянул и попробовал начать новую историю:

– Раз пошел герцог де Бри с луком на медведя.

– Шлюха в нашем храме! – неверный свет мелькал на лице Роэро.

Караваджо неторопливо проговорил:

– У тебя одного есть доказательства занятий этой девицы, Роэро.

«Неужели не мог сдержаться, Микеле? Вместе с посвящением в рыцари тебе вернули всю глупую гордость, от которой ты освободился, пролив кровь Рануччо. Кубок-другой вина и подначка этого сукина сына – и ты готов все порушить».

– Да ладно, братья, кто из нас к шлюхам не ходил? – воскликнул брат Джулио.

– Но чтобы ломбардского сутенера произвели в рыцари? – скривился Роэро. – Глядеть тошно.

Сердце знакомо застучало. Драки не миновать, понял Караваджо. Его уже закружил водоворот гордыни и тщеславия, несущий всех мужчин.

– У тебя все предки двести лет дворяне – и по матери, и по отцу, а душа смерда.

Роэро торжествующе рассмеялся:

– А у тебя, богомаз, с дворянством только и есть общего, что маркиза Колонна. Знать, позволила тебе залезть к ней в палитру своей облезлой свиной кисточкой.

Рывок – и кинжал Караваджо вонзился в плечо рыцаря. Роэро упал на скамью.

– Эй, может, лучше все-таки послушаете про герцога и медведя? – брат Джулио попытался встать между ними.

Роэро выхватил рапиру и сделал выпад. Караваджо парировал удар кинжалом и ударил Роэро кулаком в ухо. Тот потерял равновесие. Караваджо почувствовал, как острие кинжала вошло под ключицу рыцаря.

Пошатнувшись, словно от удара палицей, Роэро опустил глаза на свежую прореху в камзоле. Алое пятно расплылось по черной ткани, пятная белый крест ордена на его груди.

* * *

Когда его бросили в камеру, лишь луна освещала каменные стены, сужающиеся к отдушине в потолке. Было тихо, холодно и темно. «В эту историю я хотя бы Лену не втянул», – думал Караваджо. Он опустился на колени и начал молиться, понимая, что напрасно покинул Рим. Микеле стремился защитить Лену, но вышло так, что он сбежал от единственной женщины, которая могла бы его утешить. Если бы он остался с Леной, то никогда больше не обнажил бы оружия. Она стала бы его искуплением. Гордость новоиспеченного рыцаря привела его в этот каменный мешок, выдолбленный в скале у замка Сант-Анджело. Микеле разрушил все – кроме своей любви к Лене. Ее даже он не мог погубить.

Люк открылся, и Караваджо, моргая на утреннем солнце, разглядел хитрое лицо Леонетто делла Корбары. «Что за странный Христос воскрешает меня из мертвых, словно Лазаря?» Глаза инквизитора на секунду прищурились, будто он прикидывал, сколько стоит узник, сидящий в этой яме. Затем монах нетерпеливо махнул рукой, и в каменный мешок скинули лестницу.

Спустившись, он поднес рукав черной сутаны к носу. Караваджо знаком указал ему угол подальше от поганого ведра. Делла Корбара сел у стены и, поморщившись, оперся стеной о камень.

– Значит, знаменитая гува. Здесь почти как в аду.

– Ничего, привыкнуть можно.

– Может статься, ты тут не так долго и просидишь.

Инквизитор вытащил из рукава бумажку и, развернув ее, поднес к свету из отдушины.

– Это помилование. Видишь, листок не заполнен. Обычно я продаю их за несколько сот скудо, как ты свои картины. А этот я предлагаю тебе бесплатно.

– Совсем бесплатно?

– Ты получишь его, если выполнишь мою просьбу. Рыцари собираются вышвырнуть тебя из ордена. Конец твоей защите и твоему помилованию – всему тому, что уже лежало у тебя в кармане. Так что расскажи-ка мне что-нибудь интересненькое об их жизни.

Караваджо указал на стены камеры.

– Боюсь, у меня нет возможности выполнить вашу просьбу, святой отец.

Инквизитор выпятил нижнюю губу, словно удивляясь, что Караваджо отговаривается такими пустяками.

– Разве ты не хочешь домой?

– Бог наше пристанище; в итоге все мы будем дома.

Делла Корбара расхохотался и уважительно погрозил Караваджо пальцем. В отдушину с хмурым любопытством заглянул один из сторожей.

– Не цитируй мне блаженного Августина, – посоветовал инквизитор. – Он-то никогда не сидел на Мальте в каменном мешке, маэстро Микеле. Если бы его так замуровали, он бы посоветовал тебе полагаться не только на Бога, но и на друзей.

– Синьор? – подал сверху голос тюремщик.

– Кому синьор, а тебе святой отец, – рявкнул делла Корбара, и голова стражника исчезла. – Микеле, у тебя нет выбора. Если останешься здесь, рыцари отрекутся от тебя за то, что ранил благородного члена ордена. И больше никакой защиты – отошлют в Рим, где тебя казнят за убийство Рануччо. Но я могу взять тебя под свою опеку.

Караваджо покачал головой. Он не верил, что инквизитор может отпугнуть рыцарей. «Святой отец, очевидно, говорит это в отчаянии», – подумал Микеле с долей сочувствия.

И точно: делла Корбара раздраженно встряхнул головой, как отец, уставший от выходок проказника-сына. Встав, инквизитор заслонил свет своей черной сутаной.

– Я говорю с тобой как с другом, Микеле. Если выберешься отсюда, вложи всю свою веру в любовь. Мы постоянно надеемся, что любовь будет с нами всегда, но не можем рассчитывать на ее долговечность. Это и придает остроту наслаждению.

Караваджо всегда полагал, что инквизитор – один из гордецов мира сего, из тех, перед кем подобает расправлять плечи и выпрямляться во весь рост. Но, терпя поражение, святой отец показал свою слабость – и Караваджо, почувствовав себя нагим, содрогнулся как от холода, сочащегося из каменных стен.

* * *

Во дворце великого магистра старшие рыцари сидели за массивным полукруглым столом. Адмирал галер Фабрицио занял свое место в Совете. Он пока недолго прослужил в ордене, поэтому его место было одним из крайних. Главные рыцари каждой страны сидели рядом с Виньякуром – тот развалился на троне, подставив одну руку под подбородок и прикрывая рот пальцами. Мартелли, сидевший справа от него, напряженно выпрямился: казалось, он едва сдерживал бешенство.

Рыцари выслушали показания следователей. Но по настоянию Мартелли, прежде чем вынести решение об исключении Караваджо из ордена, им предстояло ознакомиться с историей драки за ужином в изложении Роэро.

Паж Виньякура обошел стол с вощеным фитилем, зажигая свечи: заседание затянулось до ночи. Рука Никола задрожала, когда он зажигал свечу перед Фабрицио. Адмирал ласково улыбнулся, но мальчик поспешил прочь, к другим свечам. Фабрицио горько винил себя – и за то, что сделал с пажом, и за то, что разоблачил себя перед Микеле. Если бы много лет назад, оказавшись с Микеле наедине, он сумел скрыть свое влечение, от скольких страданий были бы избавлены близкие ему люди: мать, Микеле, даже этот паж. Он проклинал отца – именно тот первым коснулся его с вожделением и совратил его плоть. Когда и в каком кругу ада им доведется встретиться вновь.