Читать книгу "Голоса на ветру - Гроздана Олуич"

В глазах Данилы Арон впервые заметил тень страха, чего раньше никогда не было. А, может, и хорошо, что он на некоторое время уедет, уедет на этот семинар в Хикори Хилл, сменит обстановку, побольше узнает о болезни, которая его так интересует, подумал Арон, догадываясь, что трещина в душе его товарища делается все шире. Нет, не товарища! Брата…

* * *

Семинар в Хикори Хилле, от которого Данило так много ждал, проходил без каких-то серьезных открытий для него, а, может, ему просто так казалось. Автор «Карановской летописи» не упомянул о нем ни словом, и в «Дневнике» самого Данилы о нем тоже ничего нет. Может быть, потому, что он ждал, а не случится ли какого-то перелома в занесенной снегом Айове? Может, он и случился, только ни Арон, ни Алексей Семенович не могли разгадать, что.

А время летело и приносило много новых событий и в Старый свет, и в Нью-Йорк. От ожесточенности междоусобных столкновений на родине даже у смиренного Арона перехватывало дыхание. Но он по-прежнему не терял надежды, что это безумие выдохнется и в один прекрасный день он сможет увезти Дени в Белград. Такой ужас не может длиться долго.

Тем не менее он длился и длился! И становился все более мучительным.

Алексей Семенович и Арон ждали, когда Данило появится или хотя бы даст о себе знать. Дени иногда видел его во сне. Мальчик все больше и больше привязывался к Алексею Семеновичу, заменяя ему внучку со светлыми косичками и беличьими зубками.

«Дени по-русски говорит лучше, чем по-сербски или по-английски! – писал Арон Даниле Арацкому. – Ты еще долго собираешься сидеть в Хикори Хилле? Американский Средний запад не самое волнующее место в мире…»

Данило молчал. Айова, медленная, сонная река, напоминала ему Тису. На закате она тоже делалась похожей на гладкую медную пластину, обросшую камышом и осокой, не хватало только серебристо-зеленых ив и мотыльков, чья жизнь длится от восхода до заката. «Что же так увлекло там Данилу, что он не отвечает», – гадал Арон. Если это снова не поиски Петра, то, видимо, речь идет о какой-то женщине, хотя, учитывая свой опыт с Мартой, Данило избегал постоянных связей…

* * *

Несмотря на то, что фамилии русских специалистов значились в списке участников семинара о болезни Альцгеймера, они не приехали. Но прислали отчеты о некоторых техниках шаманов, которые большинство присутствующих назвали выдумками. Да у шаманов нет даже инструментов для определения группы крови, они никогда не видели сканер! Как они могут хоть что-то сказать о такой сложной болезни? Правда, приводимые ими данные о развитие болезни свидетельствуют об исключительных знаниях относительно загадочной потери речи.

Отчеты напомнили Даниле Арацкому те приемы, с помощью которых его бабушка, Симка Галичанка, изучив изменения зрачка, цвета лица, кожи, волос, ногтей, поведения больного, делала вывод, следует ли применить снадобье и какое, или дать организму жить своей собственной жизнью, если то или иное средство может ухудшить его состояние.

Кроме того, она использовала и еще кое-что! Чтобы установить, что ей делать, Симка Галичанка наблюдала за дыханием больного, за запахом его кожи, и по этим признакам определяла, есть ли надежда на выздоровление. Этот дар от своей матери унаследовала Наталия Арацки, а от нее и Рыжик. Первым это заметил доктор Лука Арацки, обративший внимание на то, как мальчик морщит нос, прижимаясь щекой к любимой кошке.

– Эй, кошка ведь оцарапать может! – улыбнулся Петр, но Рыжик мрачно отрезал, что Мицика никого больше не оцарапает, потому что не доживет до завтрашнего дня: она дышит так учащенно, словно напугана или бежит.

Слова Рыжика вызвали общий смех.

Одна только Негица ему поверила, обняла и вместе с кошкой отнесла в кровать, решив провести с Рыжиком всю ночь и посмотреть, что будет с Мицикой. Но под утро ее сморил сон. Проснувшись, она увидела, что кошки, которая по ночам обычно дремала у Рыжика в ногах, нет. Обыскали весь дом, но так и не нашли ее.

– Ее больше никто никогда не найдет, и очень хорошо! – жалобно плакал Рыжик, размазывая по лицу слезы. – Все равно вы ее не любили… Не найдете вы ее…

И действительно не нашли, и не смогли утешить мальчика обещаниями принести ему белого котенка.

– Только Мицика знала, где у меня болит и всегда клала лапы на это место… – шептал он сквозь слезы, погружаясь в сон. – Не нужен мне белый котенок! – разрыдался Рыжик. – Он тоже долго не проживет.

– Откуда ты знаешь? – спросил его несколько дней спустя доктор Лука Арацки, удивленный утверждением Рыжика, что запах дыхания и кожи больного говорит о том, когда он умрет, причем не только у кошек, но и у людей…

«Симка Галичанка!» – сверкнуло в голове Луки Арацкого, и он твердо решил ни о чем больше не расспрашивать, ужаснувшись одной только мысли, что Рыжик может сказать что-нибудь такое, что никто не хотел бы слышать – ни в доме Арацких, ни в Караново.

* * *

Тем не менее в «Карановской летописи» остались следы заявления Рыжика, что «через дыхание или запах кожи можно узнать о приближающейся кончине больного или возможности его излечения».

О существовании «запаха смерти» не упоминал ни один из медицинских учебников или научных докладов.

Сведения о том, что по запаху дыхания и кожи можно предсказать приближение смерти появились только в отчете Джорджии Вест, связанном с опытом целителей из некоторых индейских племен (месквоки, сиу, чероки), который перемещает «болезнь забывания» в далекое прошлое, вместе с «запахом смерти».

«Индейцы месквоки, так же как и амиши, живут в Айове. Попытаюсь с ними встретиться», – между делом и как бы случайно приписал Данило в самом конце своего письма к Арону, в котором просил его узнать у Алексея Семеновича не может ли он проверить, что говорят русские источники о том, что Данило называл «запахом смерти».

С помощью Джорджи Вест он узнает, как трактуют это индейцы месквоки, а Алеша пусть посмотрит, что пишут русские.

Обнаружил ли Алексей Семенович какую-нибудь информацию о шаманском толковании «запаха смерти», Арон вспомнить не мог, но он прекрасно помнил, что именно тогда в их переписке впервые возникло имя Джорджи Вест и название индейского племени месквоки. Об амишах, как о реликте какой-то секты, заплутавшей в прериях Среднего запада, он слышал еще в Гамбурге. О племени месквоки не слышал никогда. И, тем более, о Джорджи Вест, имя которой будет все чаще мелькать в переписке, так же как и рассуждения о возможности по запаху дыхания или кожи почувствовать приближение смерти, во что и Арону, и Алексею Семеновичу верилось с трудом.

Если бы это было так, то заметную часть операций в мурманской больнице Алексей Семенович Смирнов и его коллеги могли бы и не начинать. «Запах смерти» вовремя предупредил бы их, что нет нужды «вспарывать» пациента, если его придется тут же «зашить», потому что жить ему осталось всего несколько дней.