Читать книгу "Сентрал-парк - Гийом Мюссо"

Я помню абсолютно все.

«В рассказах Конан Дойла Шерлок Холмс никогда не говорит: „Элементарно, Ватсон!“. Код моей пластиковой карты девять тысяч семьсот двадцать восемь. Ее номер ноль пять семьдесят три пятьдесят два тридцать три тридцать семь пятьдесят четыре шестьдесят один. Криптограмма семьсот девяносто три. Первый фильм Стенли Кубрика называется не „Поцелуй убийцы“, а „Fear and Desire“.[21]В 1990 году судью матча между „Бенфика“ и марсельской командой „Олимпик“, который засчитал Вата гол, забитый рукой, звали Марсель ван Лангенхове. Мой отец тогда заплакал. Денежная единица Парагвая — гуарани. В Ботсване валюта пула. Марка мотоцикла моего дедушки „Кавасаки Н1“. В двадцать лет мой отец водил „Рено 8 Гордини“ цвета „французская лазурь“».

Да, я помню абсолютно все.

«Код моего подъезда шестьдесят пять ноль семь В, код лифта тринадцать двадцать один А. Моего учителя музыки в шестом классе звали Лиге. Он учил нас играть „She’s Like a Rainbow“ „Роллинг Стоунз“ на блок-флейте. Я купила два своих первых компакт-диска в 1991 году, когда была в первом классе: „Ветер на равнинах“ Луара Дезир и „Экспромты“ Шуберта в исполнении Кристиана Циммермана. Я получила 16/20 на бакалавриате по литературе. Тема письменной работы была: „Всегда ли страсть является препятствием в познании самого себя?“ Я была в выпускном классе В три. В четверг мы занимались по три часа в аудитории двести семь. Я сидела в третьем ряду рядом со Стефаном Мюратором, в конце дня он отвозил меня домой на скутере „Пежо ST“, который с трудом одолевал подъемы».

Помню, все помню.

«В книге Коэна „Влюбленные“ тысяча сто девять страниц в формате фолио. Збигнев Прайснер написал музыку к „Двойной жизни Вероники“. В студенческие годы номер моей комнаты в общежитии был триста восемь. По вторникам в университетской столовой давали лазанью. В „Соседке“ Фанни Ардан играет женщину, которую зовут Матильда Бошар. Я помню мурашки по коже, когда слушала в наушниках по моему первому айподу „That’s My People“, тему, которую ребятки из NTM хапнули из прелюда Шопена. Я помню, где была одиннадцатого сентября две тысячи первого года: в гостиничном номере в Мадриде, у меня были каникулы, и я проводила их с любовником, много старше меня. Женатым комиссаром, который был похож на моего отца. И вот тогда-то обрушились башни-близнецы. Я хорошо помню это сложное время, помню пьющих мужчин, которых я презирала. Только позже я поняла, что сначала нужно хоть немного полюбить себя, и тогда удастся полюбить кого-то…»

* * *

Я выехала на мост Инвалидов, потом на улицу Франклина Рузвельта и поехала по асфальтовому спуску, который ведет на подземную автостоянку. На встречу с подругами я отправилась пешком, мы встречались у Мотор-Вилаж на Елисейских Полях, у самого перекрестка.

— Привет, Алиса!

Они уже устроились за столиком на террасе «Фиат-кафе» и лакомились стуцикини. Я села с ними, заказала бокал шампанского и выпила его чуть ли не залпом. Мы смеялись, обменивались последними новостями, делились проблемами, у кого с бойфрендом, у кого с деньгами, у кого с работой. Заказали на всех по розовому мартини и чокнулись за нашу дружбу. Потом отправились гулять и заходили то в одно кафе, то в другое — «Мунлайт», «Третий этаж», «Лондондерри». Я танцевала. Позволяла мужчинам со мной заигрывать. Приближаться. Прикасаться. Я не больная. Я привлекательная.

Я не собираюсь умирать. Не хочу захиреть, зачахнуть. Не буду развалиной. Не завяну цветком, который просто взяли и сорвали. Я пила все подряд — «Бакарди Мохито», «Фиалковое шампанское», джин «Бомбей» с тоником…

Нет, я не кончу свои дни, растеряв все свои мозги, почем зря ругая сиделок. Цедя компот, уставив глаза в пустоту.

Все кружилось вокруг меня. Я слегка захмелела и была очень веселой. Меня пьянила свобода. Время промелькнуло незаметно. Было уже за полночь, когда я расцеловалась и попрощалась с девчонками и отправилась на подземную автостоянку. Третий этаж под землей. Освещение как в морге. Запах мочи. Каблуки цокали по бетону. К горлу подступала тошнота. Мне стало плохо. Ноги не держали. В один миг вся моя веселость испарилась, и мне сделалось так погано… Тоскливо, тяжело, безотрадно. Я пыталась проглотить комок в горле и не могла. Перед глазами замаячило изображение моего мозга с красными белковыми бляшками. Мне сделалось страшно. Я поняла, что мне грозит катастрофа. Старая неоновая лампа мигала и жужжала как насекомое. Я достала ключи, автоматически разблокировала машину и упала на сиденье. Глаза у меня были полны слез. И вдруг какой-то шорох… Кто-то сидел сзади. Я сразу же пришла в себя и обернулась. Бледное пятно лица обозначилось в темноте.

— Черт побери, Сеймур! Как ты меня напугал!

— Добрый вечер, Алиса.

— А что ты тут потерял?

— Ждал, когда ты расстанешься с подругами. Мне позвонил Клузо, и я за тебя беспокоился.

— А врачебная тайна, черт его побери?

— Ему ничего не пришлось говорить. Вот уже три месяца, как твой отец и я ждем и боимся этого момента.

Я зажгла свет, чтобы лучше его видеть. У него глаза тоже были полны слез, но он вытер их рукавом и прокашлялся, чтобы голос не звучал хрипло.

— Конечно, тебе решать, Алиса, но, по-моему, нужно действовать как можно быстрее. Ты сама меня этому учила: в нашем деле нельзя ничего откладывать на завтра, надо брать быка за рога и не отпускать его. Поэтому ты и стала самым лучшим следователем. Ты себя не жалеешь, ты всегда первая, всегда наносишь упреждающий удар.

Я всхлипнула.

— Невозможно нанести упреждающий удар Альцгеймеру.

В зеркальце я увидела, что Сеймур открывает плотный конверт. Из конверта он достал билет на самолет и какой-то проспект. На обложке проспекта высокое красивое здание на берегу озера.

— Мне говорила об этом заведении мама, это в штате Мэн, больница называется Собаго-котедж.

— И что понадобилось твоей маме в этой больнице?

— Как тебе известно, у нее болезнь Паркинсона. Еще два года назад у нее жутко дрожали руки, и она жила в настоящем аду. Но в один прекрасный день врач предложил ей новый метод лечения, в мозг вживили два тончайших электрода, связанных со стимулятором, который поместили где-то в районе ключицы. Стимулятор — это что-то вроде пейсмейкера.

— Ты мне все это уже рассказывал, Сеймур, и признался, что электроды ничуть не мешают болезни прогрессировать.

— Может быть. Да, болезнь как таковая не исчезла, но исчезли многие сопутствующие симптомы, и мама, например, видит теперь гораздо лучше.

— Альцгеймер не имеет ничего общего с Паркинсоном.

— Я знаю, — кивнул он и протянул мне проспект, — но посмотри, какое лечение проводят в этой больнице. Они используют глубокую стимуляцию позвоночника и борются с симптомами Альцгеймера. Их результаты внушают надежду. Это было совсем нелегко, но я нашел для тебя место в их экспериментальной программе. Я все оплатил, но вылететь нужно завтра. Я зарезервировал тебе билет на самолет до Бостона.