Читать книгу "В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора - Анна Уайтлок"

* * *

8 мая 1572 г., меньше чем через год после предыдущих сессий, вновь созвали парламент. Обычно летние сессии устраивали раньше, до начала жары и эпидемий, однако, как объяснил в открытом обращении Бэкон, лорд – хранитель Большой печати, «дело столь срочное и столь важное, что не терпит отлагательств».[618]Далее он говорил о «великих изменах и крупных заговорах, весьма опасных для персоны ее величества и для всего состояния страны». Парламентарии должны были рассмотреть два основных вопроса: судьба Томаса Говарда, герцога Норфолка, и судьба Марии Стюарт.

Через несколько недель обе палаты приняли решение принять меры против королевы Шотландии, «ради спокойствия и сохранения ее королевского величества». В проекте постановления Марию объявляли изменницей и потому лишали ее «претензий» на престол.[619]Как и следовало ожидать, Елизавета не пожелала сразу ставить свою подпись. Она благодарила парламент за «заботу» о ее безопасности и сохранении, но вычеркнула слова «косвенно или голословно» из параграфа, в котором Марию Стюарт обвиняли в притязаниях «на корону по законам данной страны и любому другому праву».[620]В письме, которое позже отправил Сесил, явственно проступают его усталость и отчаяние: «Я не могу писать терпеливо: все, чего мы с таким трудом достигли… Я имею в виду закон, по которому королева Шотландии признается неспособной и недостойной считаться наследницей престола… Ее величество не одобрила наш проект и не согласилась с ним, но отложила его подписание до Дня Всех Святых; нетрудно догадаться, что подумают о таком исходе все остальные мудрые и добрые люди».[621]

Елизавета согласилась лишь перевести Марию в другое место с более суровыми условиями; однако жизнь одной родственницы покупалась ценой жизни другого. Елизавета наконец согласилась подписать смертный приговор герцогу Норфолку. 2 июня, в понедельник, в начале восьмого утра, Томасу Говарду отрубили голову на Тауэрском холме.[622]

* * *

Отношение Елизаветы к вопросу престолонаследия встречало все больше досады и недоверия. «Боже мой! – говорила Екатерина Медичи Томасу Смиту. – Неужели ваша государыня, королева Елизавета, не понимает, что ее жизни всегда будет угрожать опасность до тех пор, пока она не выйдет замуж? Если она выберет себе достойного мужа из хорошей семьи, кто посмеет злоумышлять против нее?» – «Мадам, – ответил Смит, – по-моему, выйдя замуж, она выбьет почву из-под ног всех, кто злоумышляет против нее. Одно дерево срубить нетрудно. Когда деревьев несколько, дело занимает больше времени. Если у нее родится ребенок, все эти дерзкие и смутьянские претензии королевы Шотландии или других, которые домогаются ее смерти, быстро замолчат». – «По-моему, ваша королева вполне может родить пятерых или шестерых детей», – заметила Екатерина. «Молю Бога хотя бы об одном!» – ответил Смит.[623]

Тем не менее Екатерина Медичи, которая боялась растущего испанского присутствия в Нидерландах и Гизов в самой Франции, по-прежнему стремилась к союзу с Англией. После того как Анри, герцог Анжуйский, отказался жениться на Елизавете, она тут же предложила английской королеве в мужья своего младшего сына Франсуа, герцога Алансонского, считая, что он «без всяких угрызений совести» согласится слушать мессу в своих покоях.[624]

Новый жених снова оказался значительно моложе невесты. Тридцативосьмилетнюю Елизавету вовсе не прельщала перспектива выйти замуж за шестнадцатилетнего французского принца. Она говорила о «нелепости» такого брака, учитывая разницу, и дала понять, что ей не понравилось описание внешности Алансона: низкорослый, с необычайно большим носом и уродливыми отметинами от оспы на лице.[625]Вначале Елизавета и слышать не хотела об Алансоне, так как помнила «противоречивость» его старшего брата. Зато Сесил считал, что брак совершенно необходим и от него зависит выживание Англии. Заговор Ридольфи живо напомнил об угрозе, которую представляли Испания и папство. Положение в Нидерландах ухудшалось; у Елизаветы и Сесила имелись все основания бояться, что французы воспользуются удобным случаем и вторгнутся в Нидерланды на правах союзников Вильгельма Оранского, лидера протестантского движения.

«Как вы понимаете, угроза для нашей страны неминуема, – писал Сесил Уолсингему. – На протяжении всей жизни и правления ее величества вопрос о престолонаследии, до сих пор не решенный и явно пагубный для нашей веры, требует от меня настоятельного поиска супруга для ее величества».[626]Союз с католической Францией казался достойной платой за сохранение протестантской Англии.

* * *

К концу апреля, когда должен был собраться парламент, Елизавета передумала. Сесил передал Фенелону, что королева готова выслушать официальное брачное предложение.[627]Хотя Сесил несколько смягчил и приукрасил позицию Елизаветы, сама королева также проявляла желание умиротворить французов. Карл IX приказал де Фуа и Франсуа, герцогу Монморанси, которых послали в Англию, ратифицировать подписанный в Блуа договор, по которому страны заключали оборонительный союз против Испании, и начать переговоры о браке. В июне, после приезда французов, Елизавета снова дала понять, что считает нелепым союз с человеком моложе себя на двадцать два года. И все же переговоры продолжались. Елизавета вынуждена была признать: учитывая изоляцию Англии в Европе и давление со стороны подданных, призывающих ее обеспечить престолонаследие, замужество в ее интересах. Переговоры омрачал вопрос о религиозных взглядах герцога. Хотя Алансон в вопросах веры проявлял большую гибкость, чем его брат, он все же требовал сохранить за собой право слушать мессу. Впрочем, он согласился не демонстрировать свою веру публично. Решено было, что на время мессы все подданные королевы должны выходить из его покоев. Кроме того, Алансон согласился вместе с королевой присутствовать на службах в англиканской церкви.

Пока Тайный совет взвешивал все за и против, Уолсингему поручили исследовать «отношение Алансона к религии», а также подробнее описать его внешность и характер. Кроме того, Елизавете хотелось, чтобы французы, в виде компенсации за юный возраст Алансона и его внешние недостатки, уступили ей или ребенку, рожденному в браке с Алансоном, порт Кале.[628]В ответном сообщении Уолсингему не удалось развеять сомнения Елизаветы. Хотя, по его мнению, имелись все основания полагать, что герцога можно без труда «обратить в истинную веру» и он, возможно, перестанет ходить к мессе после брака, французский король и его мать по-прежнему настаивали на том, чтобы у герцога была возможность слушать мессу.