Читать книгу "Команда Смайли - Джон Ле Карре"

– Ну уж во всяком случае, не я, – горячо опроверг ее Смайли.

А Конни все говорила и говорила, обращаясь к Хилари, а вовсе не к Смайли.

– Кирову все на свете обрыдло, душа моя. Отто был для него как дыхание жизни. Вот как ты для меня. Я по-молодому начинаю шагать, верно, любовь моя? Что, конечно, не помешало ему посадить Отто, но такова уж человеческая природа, верно?

Продолжая покачиваться за спиной Конни, Хилари слегка кивнула в знак согласия.

– А как Отто Лейпциг относился к Кирову? – поинтересовался Смайли.

– Он его ненавидел, мой дорогой, – не колеблясь, ответила Конни. – Чистой, неразбавленной ненавистью. Настоящей черной ненавистью. Ненависть и жажда денег. Два мотива, двигавших Отто. Отто всегда считал, что ему причитается за все те годы, что он провел в каталажке. Он хотел подсобрать деньжат и для девчонки тоже. Его великой мечтой было в один прекрасный день продать Кирова, урожденного Курского, за большие деньги. Большие, пребольшие, пребольшущие. И потратить их.

«Злость официанта», – подумал Смайли, вспомнив снимок. Вспомнив комнату с обоями в клетку возле аэропорта и тихий лающий по-немецки голос Отто с ласковыми интонациями. Вспомнив его карие, немигающие глаза, которые напоминали распахнутые окна его кипящей ненавистью души.

* * *

– После встречи в Вене, – продолжила Конни, – мужчины условились вновь встретиться в Париже, и Отто мудро решил не торопить события. В Вене Отто не задал ни одного вопроса, который насторожил бы Рыжего Борова. Отто как-никак профессионал, – невзначай заметила Конни. – «Киров женился?» – спросил он. Киров в ответ всплеснул руками и громко расхохотался, давая понять, что и не собирается жениться. «Женат, но жена – в Москве», – сообщил Отто, что делало ловушку еще эффективнее. Киров, в свою очередь, поинтересовался, чем теперь занимается Лейпциг, и тот великодушно сообщил: «Импортом-экспортом», выставив себя этаким воротилой – сегодня в Вене, завтра в Гамбурге. Так или иначе Отто выждал целый месяц – после двадцати пяти лет, – тут же резонно обронила Конни, – он мог и не спешить, – и за этот месяц французы, следившие за Кировым, установили, что он трижды подбирался к пожилым русским эмигрантам в Париже – к таксисту, лавочнику, владельцу ресторана – у всех троих остались семьи в Советском Союзе. Он предлагал взять адрес, передать письмо, поручение, даже предлагал передать деньги и подарки, если не слишком громоздкие. И оттуда привезти что-то им. Никто не принял его предложения. На пятую неделю Отто позвонил Кирову домой и со словами: мол, только что прилетел из Гамбурга, – предложил развлечься. За ужином, улучив момент, Отто заявил, что платит за вечер: он, дескать, только что заработал большой куш на поставках в одну страну и у него завелись лишние деньги. – Эту наживку мы разработали специально для него, мой дорогой. – Конни обратилась наконец непосредственно к Смайли. – И Рыжий Боров клюнул, как клюют все они, дай им Бог здоровья, – лосось всякий раз заглатывает блесну, верно?

«Что за поставки? – насторожился Киров. В какую страну?» Вместо ответа Отто приставил к носу палец крючком и расхохотался. Киров тоже расхохотался, но был явно заинтересован. «В Израиль? – начал гадать он. – Если да, то что за поставки?» Лейпциг нацелил тот же палец на Кирова и сделал вид, что нажимает на спусковой крючок. «Оружие Израилю?» – удивленно спросил Киров, но Лейпциг ведь профессионал, а потому не сказал ни слова. Они выпили, затем отправились в стриптиз и потолковали о старых временах. Киров даже вспомнил, как они делили одну девчонку, и поинтересовался у Лейпцига, что с ней стало. Лейпциг ответил, что не знает. Под утро Лейпциг предложил подобрать компанию и поехать к нему на квартиру, но Киров, к сожалению, отказался: мол, только не в Париже, здесь слишком опасно. Вот в Вене или Гамбурге – другое дело. Но не в Париже. Напившись, они расстались, когда время подходило к завтраку, а Цирк стал на сотню фунтов беднее.

Тут началась чертова междоусобица. – Конни внезапно полностью изменила направление рассказа. – Великие дебаты у начальства, не как-нибудь. Вы отсутствовали, Сол Эндерби ударил разок своим наманикюренным копытцем, и все разом упали в обморок – вот что произошло. – И продолжила тоном аристократа-барона: – Отто Лейпциг нас дурачит... Мы еще не закончили операцию с Лягушками... Форин-офис обеспокоен последствиями... Киров – «подсадная утка»... При разработке тактической задачи такого масштаба на Рижскую группу никак нельзя полагаться. А вы где в то время были? В этом чертовом Берлине, да?

– В Гонконге.

– Ах там, – неопределенно произнесла Конни и поникла в своем кресле, закрыв глаза.

* * *

Смайли послал Хилари готовить чай, и она зазвенела посудой в другом конце комнаты. Он бросил в ее сторону взгляд, раздумывая, не позвать ли ее, и увидел, что она стоит точно так, как стояла в Цирке в тот вечер, когда послали за ним, – приложив костяшки пальцев ко рту, подавляя беззвучный крик. Он поздно засиделся за работой – да, как раз в то время он готовился к отъезду в Гонконг, – как вдруг на столе зазвонил внутренний телефон и послышался мужской голос, очень напряженный; его просили немедленно явиться в шифровальную: мистер Смайли, сэр, это очень срочно. Через секунду он уже спешил по пустому коридору, где стояли два взволнованных охранника. Они распахнули перед ним дверь, он вошел в помещение, а они остались снаружи. Он увидел разбитые аппараты, карточки, указатели картотеки и телеграммы, разбросанные по всей комнате точно обертки и бумажные стаканчики на стадионе, увидел грязные надписи губной помадой на стене. И посреди всего этого увидел Хилари, повинную в случившемся, – она стояла как сейчас и разглядывала сквозь толстую сетку занавесок вольное белое небо, – Хилари, наша весталка, с хорошими манерами, Хилари, наша невеста.

– Черт, что ты там колдуешь, Хилс? – грубо крикнула Конни со своего кресла-качалки.

– Готовлю чай, Конни. Джордж просил чашечку.

– Плевать на то, чего хочет Джордж, – закипая, произнесла Конни. – Джордж – это же пятый этаж. Джордж накрыл крышкой дело Кирова, а теперь пытается исправить положение, задумав выступать соло, в его-то возрасте. Верно, Джордж? Верно? Даже соврал мне насчет этого старого черта Владимира, напоровшегося на пулю на Хэмпстедской пустоши, если верить газетам, которые Джордж, по-видимому, не читает, как и мои отчеты!

Они стали пить чай. Накрапывал дождь. Первые тяжелые капли забарабанили по дранке крыши.

* * *

Смайли обхаживал ее, Смайли льстил ей, Смайли подталкивал ее. Она уже взялась за спасательный круг. Он был преисполнен решимости заставить ее бросить его.

– Я должен знать все, Кон, – повторил он. – Услышать все, что вы помните, даже если под конец станет больно.

– Конец действительно тяжело слушать, – подтвердила она.

Но ее голос, лицо, сама ее память уже затухали, и Смайли понял, что нельзя ждать ни минуты.

– Теперь настало время Кирову разыграть классическую карту, – устало продолжила она. – На следующей их встрече, в Брюсселе месяц спустя. Киров заговорил про поставки оружия Израилю и как бы вскользь заметил, что рассказал об их беседе одному приятелю из торгового представительства, который занимается изучением израильской военной экономики и даже имеет фонды для исследований. Не сочтет ли Лейпциг возможным – нет, я серьезно, Отто, – встретиться с ним, а еще лучше – изложить все старому приятелю Олегу прямо сейчас: ведь он сможет на этом даже немного заработать? Отто согласился при условии, что за это заплатят и никто не пострадает. Затем он с важным видом преподнес Кирову кучу всякой ерунды, которую подготовили ему Конни и ребята, занимающиеся Ближним Востоком, – все это было, конечно, правдой, хотя и бесполезной, а Киров все торжественно записал, несмотря на то, что оба они, по словам Конни, отлично знали, что ни Кирова, ни его хозяина, кто бы это ни был, не интересовали ни Израиль, ни поставки, ни военная экономика страны – по крайней мере в данном случае. Киров, как показала их следующая встреча в Париже, нацелился на то, чтобы вовлечь Отто в конспиративные отношения. Киров изобразил великий восторг по поводу сделанного Отто сообщения и стал настаивать на том, чтобы Отто принял от него за это пятьсот долларов. Правда, соблюдя небольшую формальность в виде расписки. Когда же Отто это исполнил и уже болтался на крючке, Киров, со всей своей беспардонностью – вот уж чего ему было не занимать, – начал выпытывать Отто, а хорошие ли у Отто отношения с местной русской эмиграцией.