Читать книгу "Туристы - Кристин Валла"

И снова она проснулась в чужой комнате. Окно было закрыто гардинами. В пепельнице случайным иероглифом остались лежать два окурка. Она была одна. Тело казалось таким тяжелым, как будто вот-вот продавит матрас. В виски тихонько стучалась головная боль. Который же это час? Она потянулась к ночному столику и нащупала свои часики. Половина седьмого. Как рано! День растянулся на обе стороны. А ночь? Поспала ли она сегодня? Поспала. Мимолетным, поверхностным сном. Теперь вот проснулась, и свет принялся ее тормошить, тычась в заспанные глаза. Она протянула руку за сумочкой и перерыла ее содержимое. Парочка использованных железнодорожных билетов. Табачные крошки. Плевательные мешочки. Таблетки от головной боли. Она проглотила две штуки, не запивая. Они медленно сползли в желудок. Во рту все пересохло. В голове стояла еще худшая сушь. Она полежала, дожидаясь, когда подействует обезболивающее.

Вокруг стояла тишина. Роскошная, благоустроенная тишина. На полу толстый ковер. Мягкая обивка на спинках кровати. Барочные стулья. Разумеется, телевизор. Она пошарила в поисках пульта и прошлась по кнопкам, перебрав утренние новости на итальянском языке. Поискав, нашла наконец новости «Би-би-си Уорлд». Шона там не оказалось. Какой-то другой диктор читал сообщения о произошедших катастрофах. В Ираке назревала война. В Европе стояли небывалые холода. От стужи умирали люди. Чуть скривив рот, она немного посмотрела, что показывают на этом канале. Слушая о чужих неприятностях, она отвлекалась от своих. Всегда найдется кто-нибудь, кому еще хуже. Затем последовали развлекательные репортажи. Эти она не пожелала смотреть. Снова взяла пульт и переключилась на MTV, достала из тумбочки пачку сигарет и закурила. Она выдувала колечки дыма – в этом искусстве она за последний год сделала большие успехи. Гимнастика скуки под приглушенный аккомпанемент модной песенки. Hopeless time to roam. The distance to your home fades away to nowhere.[30]Она втянула полные легкие дыма, упаковав в него свои высушенные мысли. Обезболивающее понемногу начинало действовать. Часики тикали на тумбочке, отгрызая крошечные кусочки времени. How much are you worth? You can't come down to earth / You're swelling up? You're unstoppable.[31]Половина седьмого, а ей нечем заняться. У нее назначена встреча с Себастьяном, но до тех пор еще много времени. А чем заполнить промежуток? Шоппингом, что ли? Сеансом массажа? Съездить в Венецию и нанять гондолу? When you've seen, seen too much too young.[32]Нет, это работа! Она – не Баз, который способен позавтракать на утренней кулинарной программе в Мехико, побывать в Прайори, а потом пригласить всю команду телевидения к себе на обед, Баз, который копил у себя одежды со всех фотосессий и у которого в ближайших друзьях состояли люди, числящиеся в ведомости на выдачу зарплаты как «учитель йоги», «диетолог» и «менеджер по стильному образу жизни». Soulless is everywhere.[33]

В дверь постучали. Удары были вялые. Она отбросила одеяло и поплелась открывать. В коридоре стоял Баз. В шелковой пижаме и тапочках.

– Я не мог уснуть, – сказал он.

– Опять болело?

Он что-то промычал. Подошел к окну и раздвинул занавески.

– Снег, – сказал он. – В Италии идет снег.

Юлианна забралась обратно под одеяло. Баз взял с тумбочки сигареты. Уселся в кресло и закурил.

– Есть чем заняться в этом городе? – спросил он.

– Тут находится старейший в Италии анатомический театр, – сообщила Юлианна. – Тысяча пятьсот девяносто четвертого года.

– Что еще?

– Фрески Джотто.

– Кого?

Ее одолела такая вялость, что она ничего не ответила. Оба покурили, лениво выпуская дым, который расползался по комнате. Баз обернулся к окну. Балкон был покрыт густым инеем. На небе белая пелена.

– А как тут с шоппингом – ничего? – спросил Баз.

– Не знаю.

– Что собираешься делать?

– У меня встреча с Себастьяном.

– Ах да, конечно! Не забудешь попросить у него разрешения попользоваться его плитой?

Юлианна кивнула. Она выбралась из кровати и направилась в ванную. Баз так и остался сидеть в кресле, опустив плечи и не двигаясь.

– Ты давно его не видала, – сказал он. – Я про Себастьяна.

– Как и ты.

– Верно. С тех самых пор, как он уехал из Лондона.

Он стряхнул пепел в пепельницу. Казалось, каждое движение стоит ему неимоверных усилий.

– А почему он уехал, как ты думаешь? Он тебе не говорил? Городок, конечно, прелесть, ничего не скажешь, но что-то в нем есть провинциальное. Тебе не кажется?

Юлианна выглянула из-за приоткрытой двери. Она успела обернуться полотенцем:

– Думаю, он и сам не знает почему. Взял и остался тут. Просто так.

– Должно быть, он рад, что ты приехала.

– Я все равно собиралась в эти края. Было бы странно не заглянуть к нему.

– Гораздо более интересный вопрос – это почему я здесь оказался, – сказал Баз.

– Захотелось – и приехал.

– Как бы не так! Ты сама меня упросила. Но, честно говоря, Юль, тут действительно нечего бояться.

Она посмотрела на него долгим взглядом и скрылась в ванной. Размотала и отбросила полотенце. Посмотрела на себя в зеркало. Легкая выпуклость живота. Плотно прижатые одна к другой ноги. Кожа, которая больше не согласна кротко молчать. Она заговорила. Громким голосом: «Иди и возьми меня! Потрогай меня!» Но она не доверяла своей коже. Не знала, кого та зовет. Это мог быть кто угодно. Чужой и незнакомый. Призрак.

Она включила воду и ступила под теплые струи.

«Кафе Педрокки» раньше называли «Кафе без дверей». Сто лет назад оно работало круглые сутки, и его завсегдатаями были революционеры и богема, которые собирались здесь, чтобы планировать возрождение итальянского государства. Впервые это кафе открылось в 1760 году. В те времена в городе было двести с лишним таких заведений, но «Педрокки» превосходило все остальные. Изначально оно было построено в виде античного храма с ионическими колоннами и салонами, блиставшими богатой позолотой и лепниной. Юлианна остановилась в дверях, обозревая мраморный пейзаж, она подумала, что если всю Падую считать салоном, то здесь ее главный парадный зал. Но революционеров что-то было не видно, не было и ни одного человека, похожего на студента. За круглыми столиками сидели дамы в шляпках и норковых шубках, попивавшие самый дорогой в этом городе кофе. Над белыми скатертями узкими стрелками возвышались стройные цветочные вазы. За роялем сидел пианист, вносивший в деловитую атмосферу нотку уюта. На одном из красных диванчиков сидел Себастьян. Он был в свежепроглаженной рубашке, такой же чужой на нем, как сам он для этого дивана. Она постояла на пороге, разглядывая его. Плечи немного опущены. На стене у него за спиной висела устарелая карта мира. Юлианна неторопливо пересекла помещение, на ходу стягивая перчатки. Они обменялись легкими поцелуями в обе щеки – приветствие в континентальном стиле.