Читать книгу "Футбол 1860 года - Кэндзабуро Оэ"

Утоптанный на дороге снег слегка почернел и стал скользким. Осторожно, с опаской я спустился вниз. Что же касается грабежа универмага, то я твердо решил: правильно ли, нет ли, мне нечего в это вмешиваться и нужно только постараться, чтобы Такаси не впутал меня в свои дела. Правда, если в универмаге полная анархия, то вряд ли удастся, соблюдая необходимые формальности, купить керосин. Но, если после грабежа осталась хоть одна банка керосина, я передам необходимую сумму Такаси или кому-нибудь из его товарищей и заберу керосин домой — таковы мои планы. У меня нет желания, как говорит Дзин, «опозориться» наравне с остальными жителями деревни. К тому же агитаторы, поднявшие этот микробунт, только мне не кричали, подгоняя: «Пошли в магазин!» — и, значит, я посторонний, от которого не потребуют разделить с ними «позор».

Когда я дошел до площади у сельской управы, откуда-то появился и увязался за мной, как собачонка за хозяином, старший сын Дзин. Чутко уловив выражение моего лица, он сразу же смекнул, что заговаривать со мной не стоит, и проявлял клокотавшее в нем возбуждение лишь тем, что шел вприпрыжку. Обычно плотно затворенные двери домов по обеим сторонам улицы сейчас широко распахнуты, и люди, стоя в снегу, благодушно переговариваются громкими голосами. Жители деревни радостны и возбуждены. Пришедшие в деревню окрестные, объединившись по нескольку семей, медленно бредут по дороге, то и дело останавливаясь и включаясь в разговор. Все они несут трофеи из универмага, но пока не проявляют склонности возвратиться домой и бесцельно слоняются по деревне. Когда кто-либо из окрестных женщин просит пустить ребенка в уборную, деревенские хозяйки охотно выполняют просьбу. Даже в праздники мне не приходилось наблюдать, чтобы деревенские и окрестные так охотно и добросердечно общались между собой. Еще в детские годы я потерял вкус к ярким деревенским праздникам. Детишки, накатав дорогу, стремительно съезжают вниз, распевая на разные голоса музыку танцев во славу Будды, которая все еще продолжается. Сын Дзин поминутно присоединяется к развлечениям ребят, потом снова возвращается ко мне. Разговаривающие между собой крестьяне приветливо улыбаются и здороваются. Это впервые с тех пор, как я вернулся в деревню, они освободились от отчужденности по отношению ко мне. Я же не могу сразу приноровиться к их неожиданному дружелюбию. Неопределенно кивая в ответ, я быстро прохожу мимо, но жители деревни, словно захмелев от сознания полной свободы, проявляют беспредельное великодушие, ничуть не обижаясь. Мое внутреннее недоумение укореняется, выбрасывает толстые ветви и густую листву и превращается в пышные заросли. Долговязый мужчина, который в годы войны, когда не хватало учителей, преподавал историю, а сейчас работает секретарем сельскохозяйственного кооператива, что-то объясняет собравшимся вокруг него людям, потрясая раскрытой бухгалтерской книгой. Судя по тому, что рядом с ним молча стоят члены футбольной команды — вожаки нового восстания, — он назначен в комиссию и сейчас разоблачает короля супермаркета. Увидев меня, мужчина кривит лицо в улыбку, в которой наигранное возмущение сочетается с естественной гордостью, и, прервав свои объяснения, громко окликает меня:

— Мицусабуро-сан, в универмаге обнаружена двойная бухгалтерия! Если сообщить об этом в налоговое управление, король моментально слетит — наплачется он у нас!

Слушатели не только не проявили недовольства тем, что мужчина неожиданно прервал свои объяснения, но, наоборот, дружно повернулись вслед за ним в мою сторону, возмущенными жестами выражая свое отношение к попыткам короля супермаркета уклониться от налогов. Среди них много стариков. Припоминаю, что обращал уже внимание на то, что в попадавшихся мне навстречу толпах слишком много стариков. До вчерашнего дня они, видимо, коротали дни, спрятавшись в темноте за грязными стеклами дверей. А вот сегодня сами себя освободили и снова стали полноправными членами сельской общины.

Внезапно мое внимание привлек резкий голос сына Дзин — он пронзительно закричал о своем великом открытии:

— Смотрите! Смотрите, это управляющий универмага!

Я проводил глазами пробежавшего мимо нас неуверенными шажками человека в кожаной куртке — на вид ему не было и сорока, но на жирной короткой шее сидела совершенно лысая голова. Под градом насмешливых криков мальчишек он бежал со всех ног, перебирая руками, как выбравшийся на сушу котик — ластами. Управляющего освободили из-под домашнего ареста. Однако мост находится под неусыпной охраной футбольной команды, поэтому он мог оставаться только на этом берегу и выбраться отсюда все равно не имел возможности. В том, как он, осыпаемый насмешками, мчался по дороге, точно разносчик газет, было что-то комичное и в то же время унизительное. Управляющий, должно быть, на бегу соображал, как выйти из создавшегося положения. И это в глухой деревне, не имея ни одного друга? Кто-то из ребят придумал забаву — бросать в него снежками, и сразу все мальчишки последовали его примеру. Один попадает в щиколотку бегущего, он спотыкается и падает. Но тут же стремительно вскакивает и, не отряхивая снега, облепившего его с ног до головы, угрожающим голосом, похожим на вой загнанного в угол животного, что-то кричит беснующимся детям, справиться с которыми не в силах. Но мальчишек это лишь подстрекает, и они продолжают кидать в него снежки. В пересохшем рту я ощутил вкус страха, отчетливого, осязаемого, который я испытал в тот день, когда какие-то мальчишки на улице выбили мне глаз, и я подумал, что нашел ответ на вопрос, мучивший меня долгие годы, почему камнем бросили именно в меня. Испуганный, жалкий человек, обороняясь руками от летевших в него снежков, упорно продолжает что-то кричать. Я спросил у сына Дзин, пузырившегося возбуждением, как газированная вода, который, присоединившись было к стремительной снежной атаке, теперь снова возвратился ко мне:

— Что он там кричит?

— Говорит, пусть только стает снег, король супермаркета налетит сюда с целым отрядом! А мы с оружием будем защищаться! — гордо добавил он от себя и, заглянув в бумажный пакетик с печеньем, которое он все время грыз, выбросил его, тут же вытащил новый — карманы куртки были набиты ими — и снова начал есть.

— Думаешь, их удастся победить? Ведь там такие парни — специалисты драться.

— Така обучит всех, как надо драться! Така сражался с правыми и знает настоящие приемы борьбы! А вы, Мицусабуро-сан, сражались? — перешел в решительную контратаку сын Дзин, поспешно проглотив то, что было у него во рту.

— А почему на управляющего так нападают?

— Что? — Сначала он отмахнулся от моего вопроса, но потом ответил, уловив самую его суть: — Да он вечно всякие гадости говорит, и деревенские решили проучить его заодно с королем супермаркета! Он ведь тоже кореец, Мицусабуро-сан!

Мне показалась отвратительной такая беспричинная враждебность к корейцам у мальчишки, родившегося после войны. Но если бы я стал защищать управляющего, он созвал бы этих маленьких бандитов, и мне пришлось бы тоже бежать от них не хуже управляющего.

— Ладно, можешь за мной больше не ходить, играй со своими приятелями, — только и сказал я ему.

— Я получил от Така приказ провожать вас, Мицусабуро-сан! — ответил мальчишка, и самая настоящая растерянность отразилась на его лице. Но я все же решительно отказался от его услуг, и мальчишка, набив полный рот печеньем, чтобы утешиться, наконец отстал от меня.