Читать книгу "Белые яблоки - Джонатан Кэрролл"

Глаза. Они могли выклевать своим врагам глаза. Клювы их были достаточно острыми, а числом они во много десятков раз превосходили противника. И поначалу казалось, что животные одерживают победу: дети закрыли лица ладонями, которые теперь стали красными от их собственной крови, и стали наклонять головы, чтобы защититься от клювов и когтей.

На помощь голубям подоспели четыре барсука, целое семейство. Никогда эти мохнатые хищники не состояли в дружбе с человеком, и потому все они без колебаний принялись остервенело терзать икры и щиколотки ребятишек своими острыми зубами и когтями.

А в клетку входили все новые и новые животные. Вскоре в ней собрался весь зоопарк – полосатая зебра, страус, муравьед с длиннющими кривыми когтями, обезьяны мандрилы, сражавшиеся неутомимо и отважно. Могли ли они проиграть эту битву? Каждое из животных, входивших в клетку, осознавало, на что оно способно и что ему надлежит делать. И все они дрались не на жизнь, а на смерть.

Хаос упрям, но отнюдь не глуп. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять: дети, какими бы сильными и жестокими они ни были, не способны долго противостоять разъяренным животным. И Хаос нарушил еще одно правило, остававшееся незыблемым с основания мира.

На глазах у Этриха дети один за другим превратились в таких же животных, как те, с кем они сражались. Барсуков было уже не четверо, а пятеро. И пятый, с опозданием явившийся на помощь собратьям, оказался сильнее, ловчее и свирепее остальных, вместе взятых. Они дружно набросились на одного из детей и принялись рвать зубами мышцы на его голенях, но мальчишка вдруг обернулся барсуком и вмиг перекусил шею одному из нападавших. Остальные инстинктивно подались назад, но было слишком поздно: он настиг их одним прыжком и прикончил всех – троим вспорол животы когтями задних лап, а последнему с хрустом раздробил зубами череп. Он действовал стремительно и уверенно, пользуясь их минутным замешательством.

Животные порой убивают себе подобных. Если один из детенышей рождается на свет неполноценным, мать может его задушить. Самцы насмерть калечат друг друга, сражаясь за первенство в стае. Некоторые звери способны загрызть своих более слабых и робких собратьев в приступе ярости.

Но побоища, подобного тому, что развернулось перед глазами Этриха, Изабеллы и Коко, никогда прежде не было и не могло быть на земле. Все животные, явившиеся в слоновник, чтобы защитить людей, стали объектами нападения особей своего же вида. В этом было что-то кощунственное.

Этрих снова взял Изабеллу за руку. Они выбежали в слоновий дворик, который оказался совершенно пуст. Звуки кровавой битвы, доносившиеся из здания, казались еще более зловещими в благословенной тишине, которая царила на всем пространстве зоопарка.

– Где Коко?

– Не знаю. Похоже, осталась там.

– Черт! – Он провел ладонью по волосам. – Жди меня здесь.

Теперь уже Изабелла вцепилась в его руку, он же попытался ее высвободить.

– Что ты затеял, Винсент?

– Попытаюсь ее оттуда вытащить. – Он умолчал о том, что в памяти его всплыло кое-что важное. В самый разгар побоища к нему вдруг пришло озарение. Он был уверен, что не ошибся и что его догадка сослужит им хорошую службу. – Господи, ты только погляди!

В дальнем конце двора собрались пять животных: лама, бык, пантера, пингвин и редкий зеленый журавль. Все они смотрели на Изабеллу и Этриха. И если физиономии животных способны отображать чувства, то можно было смело утверждать, что в глазах всех пятерых застыла скорбь.

Они знали, что должны войти в слоновник и принять участие в битве. И погибнуть, сражаясь. Все пятеро уже пожертвовали свободой, согласившись жить в этом неприглядном месте, в тесных и грязных клетках, а теперь у них будет отнята и эта полная лишений жизнь.

Каждый из них мог бы вырваться на свободу, но они терпеливо оставались в своих клетках, час за часом, день за днем проводя на цементном полу, на обрубках деревьев или на голой земле, питаясь однообразной пищей, ведя однообразные беседы со своими товарищами по несчастью и изнывая от скуки. Но в глубине души каждый из них надеялся, что однажды станет участником необыкновенно важного события. Ради этого они терпели все ужасы заточения, ради этого они собрались сейчас здесь. Но им всегда внушали, что у каждого будут шансы спастись. Теперь же они знали, что лишены такой возможности. Все оказалось предельно просто – им придется погибнуть.

Этрих словно прочитал их нехитрые мысли, на миг он ощутил и отвагу, которой полнились их сердца, и их неутолимую скорбь. Это было невыносимо! Он без труда высвободил руку и благодарно коснулся ладонью щеки Изабеллы. Он не знал, что это Энжи велел ей отпустить его.

Однако она не удержалась, чтобы не спросить:

– Но что ты сможешь со всем этим поделать? Разве кто-нибудь способен противостоять Хаосу?

Он хотел было ей ответить, но мысли его начали путаться, и слова не шли с языка. Он был слишком напуган. Настолько, что едва смог выдавить из себя:

– Жди здесь.

Вымученно улыбнувшись, он повернулся и зашагал к двери в слоновник. С расстояния в несколько шагов сквозь огромный дверной проем ему стало видно все, что там происходило. Больше всего на свете ему захотелось немедленно убежать, но он заставил себя сделать то, что считал необходимым: обратился к себе умершему.

Не к гигантской крысе с напомаженными губами, а к потаенной части души Винсента Этриха. К той новой части его существа, которая родилась несколько месяцев назад, в тот самый миг, когда прежний Винсент Этрих скончался в больнице. Немногое он мог утверждать с такой уверенностью: в его сознании сосуществуют двое – живой и мертвый. Оба помогают ему проходить жизненные испытания, чтобы он мог, когда они окажутся позади, вернуться в Мозаику.

Он громко спросил:

– Могу ли я хоть что-нибудь сделать?

Ответ последовал незамедлительно:

– Нет, не можешь. Но я спасу ее. – Что-то определенно вступило с ним в диалог. Этрих не мог бы с точностью сказать, слышал ли он этот голос наяву или только вообразил, что слышит. Между тем собеседник продолжил: – В смерти нет места Хаосу, так что я для него неуязвим. Достань свой нож.

Этрих послушно нашарил в кармане складной нож. Его короткая толстенькая рукоятка была изящно инкрустирована оленьим рогом. В минуты вынужденного безделья – стоя в пробках, ожидая приема у врача – он любил проводить по ней пальцем, ощущая подушечкой приятную шероховатость. Нож этот стал для него своего рода талисманом, но пользовался он им очень редко, разве что иногда вскрывал конверты или снимал кожицу с яблока.

– Ты войдешь в этот ножик, а я – в твое тело. И Хаос, когда ты снова окажешься в слоновнике, не заметит тебя. Я сделаю для Коко все, что в моих силах. Но мы с тобой ни в коем случае не должны разлучаться. Это главное. Я не выпущу ножик из рук, что бы ни случилось.

– Но как такое возможно? Как тебе удастся… поместить меня в него?