Читать книгу "Чудовище Франкенштейна - Сьюзан Хейбур О'Киф"

— Когда надумаете вернуться, я обычно бываю в Орфире утром по средам. Спросите меня на рынке.

— Спасибо, — сказал я. — Вы были очень великодушны.

— Да не за что. Я ведь сделал два одолжения разом. — Он подмигнул. — Вас двое, и ни один не сгубил мою бабулю.

30 декабря

— Идите сюда, я кое-что покажу вам.

Вчера, когда Орфир остался в нескольких милях позади, я привел Лили на полоску земли между озерами Харрей и Стеннес, откуда видны они оба. Если небо хмурится и дует ветер, кажется, будто вода поднимается с двух сторон и грозит вас затопить.

— Видите вон те стоячие камни? — спросил я Лили. — Я обнаружил их в свой первый приезд. Там две отдельные группы. — Чем ближе мы подходили, тем яснее становилось их расположение. — Четыре тонких — это Камни Стеннес. Группа побольше, стоящая большим кругом, — Кольцо Бродгара. Говорят, их расставили древние: Камни Стеннес служили храмом Луны, а Кольцо Бродгара — Солнца.

Я подвел Лили к Камням Стеннес. Их заостренные грани, смотрящие в свинцовое небо, дышали угрозой, и казалось, самый высокий, под пять метров, в столь мрачный день мог бы притянуть демонов.

— Встаньте здесь. — Я поставил ее посередке.

— Зачем? — подозрительно спросила она.

Сначала я подумал, что этот древний ритуал хорошо отвечает женским чувствам, и надеялся, что Лили, возможно, смягчится: если я как-нибудь обручусь с ней, то добьюсь законной брачной ночи. Теперь же, глядя на ее неумолимое лицо в сером свете, я вдруг вспомнил, что свадьба у нее уже была.

— Пары клянутся здесь в верности, — продолжил я, понимая, что назад пути нет. — Женщина стоит между Камнями Стеннес, мужчина — в Кольце Бродгара, и оба приносят обет верности. Потом они подходят к тому камню, что выпал из круга. Он носит имя Одина. В нем проделано отверстие. Влюбленные соединяют руки сквозь отверстие и скрепляют клятву, которая считается нерушимой до самой смерти.

Лили тихо сказала:

— Виктор, мы не влюбленные.

— Но вы же обещали.

«Не судите обо мне по моим словам». Ноги у меня затряслись — неведомо почему, ведь в кои-то веки я не разозлился.

— Чего вы хотите от меня? — спросила она.

Я сказал ей, что нужно говорить, решив, что она этого не знает, что подобные слова чужды ее натуре точно так же, как и моей. Потом оставил ее в неправильном прямоугольнике Камней Стеннес — пленницей четырех острых, как нож, конусов.

Кольцо Бродгара, где должен был стоять я, представляло собой огромный круг метров пятидесяти в диаметре. Его опоясывал ров, высеченный в горной породе и ныне высохший. Из дюжины камней со сглаженными краями прямо стояла лишь половина.

Я вышел на середину круга и дал Лили знак, что можно начинать: слова я придумал еще в лодке Мак-Грегора. Решив, что именно это хочет услышать женщина, я воспользовался заклинанием Бидди Джозефс: «Отдаюсь тебе и беру тебя к себе. Буду любить только тебя и никого больше, ныне и присно».

Но какой заговор прочитала Лили? Хотя губы ее шевелились, их движения не совпадали с теми словами, что я велел ей произнести.

Мы медленно пошли навстречу друг другу, нас разделял упавший Камень Одина. Встав на колени, я просунул руку в отверстие. С другой стороны Лили тихонько вставила свою маленькую холодную ладонь в мою, но тут же отдернула ее.

Мы встали и посмотрели друг на друга поверх камня. У нее за спиной небо расколола двузубая вилка молнии. Гром не грянул. Без единого слова Лили показала на бусы Мирабеллы. Я снял маленькое ожерелье с запястья и повесил его Лили на шею.

Не важно, повторяла она мои слова или нет.

Я знал, что мы оба лгали.

31 декабря

Скоро полночь. Время застыло между старым и новым годом — на том миге, которого не существует, когда время замирает и ни один человек не может ни родиться, ни умереть.

Я договорился, чтобы завтра нас доставили на безымянную часть скалы, где отец устроил лабораторию. Я уже почти отчаялся найти перевозчика. Никто меня, конечно, не узнал, ведь прошло десять лет. К тому же, следя за отцом, я прятался, подплывал к скале только по ночам, а когда доставляли «посылки», держался дальней стороны. Но людей отпугивал сам остров. Там не отдыхают тюлени, не гнездятся птицы, не пристают лодки. За десять лет скала стала такой грязной, что, кажется, целому океану не отмыть ее дочиста. Туда-то я и стремлюсь — на этот островок Преисподней, вышедший на поверхность, где мне пообещали вернуть жизнь, которой у меня никогда не было.

Дневник Уолтона:

Он близко — так близко, что не описать словами, мчится ко мне, больше не дожидаясь погони. Ветер приносит с собой его дыхание, с темного неба взирает его смертоносное око. Я ждал в радостном предвкушении, а теперь жду в страхе. Он совсем не там, где я рассчитывал. Теперь он сзади. Я перелетел свою цель, и вот зверь уже у меня за спиной.

1 января

Остров похож на угловатый череп, выступающий из черных вод: отвесные виски, углубления для носа и глаз, полоска каменистого пляжа вместо зубастой ухмылки. В небе тревожно кричали птицы. Прямо на нас спикировала крачка, затем поморник. Наша лодка чуть не опрокинулась, уворачиваясь от них. Капитан подошел ближе к берегу, и птицы отстали, словно поставив на нас крест.

Документы, которые я всучил капитану, были забрызганы свежей кровью. Их выдали кредиторы: этот человек единственный в городе согласился доставить нас на остров, но в обмен я должен был пригрозить тем, кому он был должен. Они погасили его долги неохотно, что подтверждала кровь. Капитан переводил взгляд с воды на небо и зубчатые скалы, поминутно облизываясь. Вчера вечером, договариваясь с нами, он был пьян, а сегодня утром стал еще пьянее, но чем ближе была наша цель, тем скорее он трезвел.

Лили показала на череп:

— Этого места боятся из-за его очертаний?

Капитан внезапно вспылил:

— Мы что, дураки, по-вашему?

Пришлось выудить из него, что селяне думают о случившемся.

Остров всегда был почти необитаем и считался лишь ориентиром при высадке на главный. Но десять лет назад сюда приехал какой-то иностранец и арендовал одну из лачуг. Он хорошо заплатил, чтобы его не беспокоили.

Из Англии и с континента доставляли огромные ящики, от которых исходил запах смерти и разложения. В окрестностях начал исчезать и без того немногочисленный домашний скот; прочих животных находили покалеченными. Люди верили, что всякий пропавший без вести мошенник находится на острове — умирающий или уже мертвый, но никто не решался об этом заговорить. Горстка местных жителей, доведенных до крайности зловонием и сценами, подсмотренными ночью в окно, покинула остров. Вскоре нанятые незнакомцем головорезы лишь подплывали на лодке к берегу, сбрасывали на песок все более устрашающие предметы, именуемые припасами, и уплывали прочь.