Читать книгу "Детская книга для девочек - Борис Акунин"

Ее папа (который Николас) тоже был историком, и вот он полагал, что тупая, бездумная зубрежка недопустима, что изучать историю следует вдумчиво, понимая причины и следствия событий, а вот Иван Демьянович по прозвищу Овсяный Кисель… Ах, да что там. Коротко говоря, он считал ровно наоборот.

И Геля, как и большинство девочек, провела бессонную ночь за этой самой зубрежкой. Теперь казалось, что ее мозги набиты кирпичной крошкой, глаза засыпаны песком, и впервые за все пребывание в 1914 году голова у нее действительно ужасно болела.

Однако и последний экзамен был сдан на отлично (будь проклята эта история во веки веков, вернется домой, попросит маму перевести ее в балетную школу), и Геля сонной мухой ползла по бульвару в сторону дома.

Под аркой ее поджидал Щур. Девочка слегка ожила — какая лапочка все же, ни одного экзамена не пропустил! Геля улыбнулась, нырнула в подворотню, и мальчишка галантно вручил ей букет (то есть, конечно, пучок) молодой морковки.

— Ой, это мне? Спасибо! — радостно пискнула Геля, но тут же, как следует разглядев Щура, пискнула уже от испуга.

Вся левая сторона лица у него была багрово-синей, ухо распухло, а на скуле подсыхали свежие ссадины.

— Умереть-уснуть! — ахнула Геля. — Ты что, снова подрался? С кем?!

— Не дрался я. Бабка гневается, — Щур отдернул голову, не давая к себе прикоснуться.

— Это она тебя?! Ужас какой, — вся сонливость слетела, и Геля, закипая бешенством, прошипела: — Вот я папе скажу! Нет, лучше я сама ее задушу! — Выдохнула и отчеканила: — Сама. Сейчас же. Пойдем.

— Пустое, — отрезал Щур, почти силой впихнув Геле в руки пучок (то есть букет). — И не ревите, Христом-богом прошу…

Геля закивала, потянула из пучка морковку, но тут же, не сдержавшись, тоненько заныла, с жалостью глядя в лицо мальчишке.

— Эх, ну, сам виноват, — скривился Щур, — зря такой приперся…

— Ты виноват? Ты?! — снова вспылила девочка. — Не ты, а эта ужасная, злая, нехорошая старуха!

— Да не по злобе она! Со страху. — Щур оперся спиной о шершавую стену, понурился. Так и говорил, глядя в землю. — Боится бабка, что я с господами спутаюсь и ее одну кину. Она старенькая, хворая — пропадет без меня. Вот и бесится — страшно ей. А я… Эх! — и не договорив, махнул рукой.

— Но как же быть? — Геля нервно стала грызть морковку, одну за другой.

— Не берите в голову. Мало меня били?

— О, думаю, более чем достаточно, — едко заметила Геля. — Пойдем, может, по дороге придумаем, как успокоить твою бабушку.

Щур не двинулся с места. Покраснел, еще ниже склонил голову и смущенно забормотал:

— Попросить хотел… Только вы уж не серчайте. Ни к чему нам покуда вместе светиться. Бабка прознает, а ей и без того довольно. К Вильгельмовичу приходите, там и свидимся. Лады? — он умоляюще посмотрел на Гелю.

— Это что же, — она едва сдерживала смех, — твоя бабушка считает, что я оказываю на тебя дурное влияние?

— Около того. — Щур, увидев, что барышня не сердится, и сам улыбнулся.

— Умереть-уснуть! — Геля все-таки расхохоталась. — Гангстеру из местного Гарлема запрещают дружить с пай-девочкой!

— Чего?

— Ничего, я пошутила. Завтра приду к Григорию Вильгельмовичу. А сегодня… Ты извини, меня родители ждут. И еще спать ужасно хочется.

— Ну, бывайте, барышня хорошая.

— До завтра, — кивнула Геля.

Щур сдвинул козырек на глаза и, небрежно насвистывая, зашагал прочь. Геля выждала некоторое время, чтобы он отошел подальше, и отправилась следом, раздумывая о том, как бы обуздать зловредную гарпию бабу Ясю. Наябедничать доктору? Нет, не пойдет. Очень уж он вспыльчивый. О! Надо поговорить с мамой, то есть с Аглаей Тихоновной, вот кто сможет…

Не додумав этой прекрасной мысли, врезалась лбом во что-то мягкое, упругое, шуршащее и, захлебнувшись удушающим ароматом лаванды, оглушительно чихнула.

— Ой! Какая я неловкая! — послышался тоненький голосок откуда-то сверху.

Геля отступила на шаг и увидела перед собой важную пожилую даму в черном. Пожалуй, это была первая дама, похожая на даму из тех, кого она здесь встречала. То есть именно такими Геля представляла себе дам, насмотревшись старинных картинок и книжных иллюстраций, — платье у нее было хоть и черное, но все в оборочках: подол пенился кружевами, рукава на плечах прихвачены атласными лентами, а понизу украшены фестонами, лиф и то весь в мелкую рюшечку. Седые волосы гладко зачесаны на две стороны и уложены под кружевной же чепец.

Лицо круглое, гладкое, и все в нем тоже миленько: губки — бантиком, щечки — с ямочками, бровки вежливо приподняты. Только взгляд чистых голубеньких глазок был чуть холодноват, но Геля уже знала по Василию Савельевичу, что так бывает просто от ума.

Дама выглядела величественной, как античная богиня Гера, жена Зевса (ну, если бы античные богини носили рюши, конечно).

Ни на какого зверя дама не была похожа. Она была похожа на горделивый траурный фрегат под черными парусами, бороздящий почему-то просторы Чистопрудного бульвара.

В руках у фрегата, то есть у дамы, был нарядный, но, к сожалению, слегка надорванный пакет, из которого на тротуар просыпалась целая куча мелких коробочек, мешочков и свертков. Вероятно, не что иное, как столкновение с Гелей послужило причиной этого бедствия, и виновница бросилась собирать коробочки и сгружать их обратно в пакет:

— Извините, пожалуйста! Я сейчас! Одну минуту!

— Благодарю вас, милое дитя, но ах, не вините себя, я такая неловкая! — произнесла дама поразительно тонким для такой представительной особы голосом. — Накупила в ювелирной лавке всяких милых пустяков в подарок племянникам, у бедных крошек экзамены, они так настрадались!

— Да уж! Могу вас заверить, сама только что сдала последний экзамен.

— Ах, какая прелесть, — залепетала дама и улыбнулась ей так сладко, что Геле захотелось глотнуть воды. — Надеюсь, сдали на отлично?

— На отлично, — гордо подтвердила гимназистка. — Еще раз прошу прощения.

— Ну что вы. Сердечно вас благодарю! — пискнула дама. — Вы учитесь в гимназии Ливановой?

— Да, — кивнула Геля. — А теперь, если позволите, мне пора.

— Ах, постойте, — дама схватила ее за руку, — скажите, как вас зовут. Мой покойный муж состоял в попечительском совете этой гимназии, и я хорошо знаю мадам Ливанову. Хочу лично сообщить ей о том, какие чудесные у нее ученицы!

— Не стоит. — Геля сделала книксен, собираясь уйти, но дама так и не отпустила ее руки.

— Позвольте хотя бы вас обнять, я такая чувствительная! — и, не дожидаясь разрешения, прижала девочку к своим благоухающим лавандой рюшам.