Читать книгу "Запретные наслаждения - Сара Рэмзи"

— Фергюсон — самый разумный человек из всех, кого я знаю, — заявила Мадлен, и в ее голосе прозвучала столь явная угроза, что она сама изумилась. — Я буду признательна, если вы прекратите распространять слухи, не имеющие никаких оснований.

Он поднял руки в шутливом жесте капитуляции.

— Как скажете, кузина. Но когда он бросит вас, увлекшись другой добычей, не просите меня потанцевать с вами.

С этими словами Фредерик побрел прочь, унося с собой изрядно опустевшую табакерку и уязвленное самолюбие. Мадлен помрачнела. Если Фредерик, который редко интересовался чем-либо, кроме модных жилетов, осведомлен о мнимом безумии Фергюсона, то дело плохо, об этом наверняка судачит весь Лондон.

Она готова была убить Каро, которая, определенно, стояла за всем этим, руководствуясь, по-видимому, единственным мотивом — помешать Фергюсону обрести счастье. Но Мадлен не могла себе этого позволить даже в воображении: не хватало еще, чтобы и ее, и Фергюсона осуждали как убийц.

Фергюсон вынырнул из толпы, его голубые глаза пылали — возможно, что и гневом, хотя внешне он сохранял такое же спокойствие, какое стремилась изобразить Мадлен.

— Пообещай мне, пожалуйста, что после свадьбы мы возьмем паузу и какое-то время не будем посещать балы. Лет десять, — произнес он, целуя ей руку.

Он сделал вид, что совсем недавно не бросал ее посреди гостиной на растерзание сплетницам, и она ему подыграла, поскольку неприятность, обрушившаяся на них, была весьма серьезная.

В иных обстоятельствах она бы рассмеялась его шутке, хотя его титул и обязательства как члена Палаты лордов делали посещение балов необходимостью. Но теперь она оцепенела, сжав его руку. Если распространение слухов не пресечь, им действительно придется забыть о балах. Их просто перестанут принимать.

— Что с тобой, Мад? — спросил он. — Ты нездорова?

Новая волна тошноты подкатила к горлу. Пикировка с Фредериком отвлекла ее, но теперь волнение вернулось, причем удвоенной силы.

— Ты не возражаешь, если мы не будем танцевать? Я бы хотела поговорить, если возможно, наедине.

Он повел ее к нише эркера, из окон которого открывался прекрасный вид на сад леди Андовер. Они оставались на виду, но никто бы их не услышал, разве только подойдя вплотную. Однако по тому, как их сторонились, было понятно, что им вряд ли помешают.

Когда он усадил Мадлен на скамью и прислонился к стене, скрывая ее от взглядов недоброжелателей, на его лице отразилась мрачная решимость, которую он удачно скрывал на публике. Теперь он вовсе не походил на бесшабашного повесу. Это был сиятельный герцог, явившийся из легендарных времен, который приготовился к суровой битве за свои владения.

Холод пробрал ее до костей. Шелковое платье не спасало от этого холода, который зародился не снаружи, а внутри нее. Его сосредоточенный взгляд напоминал ей о той ночи в театре, когда он спас ее от Вестбрука. Воин вернулся, а она была тем трофеем, за который он будет сражаться.

Он сорвал с нее перчатки эффектным жестом, не имеющим ничего общего с обольщением — хотя в иной ситуации, она, возможно, и сочла бы его эротически окрашенным, — и, растирая ей руки, спросил:

— Что случилось, Мад? Если бы мы оба не находились последний час в одном и том же помещении, я бы предположил, что кто-то скончался у твоих ног.

— Почему ты так решил?

— У тебя неровное дыхание, зрачки расширены, холодная влажная кожа — все это признаки пережитого потрясения.

У нее на глаза навернулись слезы. Он такой заботливый, волнуется за нее! Разве не дикость считать этого человека убийцей? Ей было еще больнее от того, что она ничего не могла сделать, никак не могла повлиять на мнение света.

— Скажи мне, — тихо потребовал он.

Ее охватила паника. Никогда прежде она не была в ситуации, когда обстоятельства столь явно грозили раздавить ее своей неуправляемой мощью. Разве только смерть родителей вызвала у нее такие ощущения. Но тогда она была слишком мала, чтобы пытаться чем-либо управлять. Она закрыла глаза: произносить столь чудовищные вещи, глядя на него, было слишком.

— Ходят нелепые слухи. Люди говорят, что ты убил Маргариту.

Она сглотнула, сдерживая слезы. Выругавшись, он отпустил ее, и она медленно надела перчатки. Ей было необходимо касаться его, но не здесь, не на глазах этих бездушных мучителей.

— Я надеялся, старые сплетницы не посмеют сказать тебе об этом прямо.

— Ты знал и молчал? — Паника уступила место раздражению, и этого было достаточно, чтобы руки перестали дрожать.

— Я не видел причин беспокоить тебя, — его голос был ласковым, но со стальными нотками. — Если бы слухи не дошли до твоих ушей, ты не узнала бы об этом от меня.

В его словах не было и намека на раскаяние.

— Теперь это касается нас обоих. Возможно, твоим подругам, с которыми ты спал прежде, можно было бы и не говорить, но мне казалось, я заслуживаю большего.

— О чем ты? Какие это подруги, с которыми я спал? Вообще-то я ждал подобного упрека, но, право, сейчас неподходящий момент.

— Ты прав, — сказала Мадлен. — Хотя невозможно не задаться вопросом, разошлись бы эти слухи столь широко, если бы ты в свое время не нажил в свете врагов вроде леди Гревилл, которая не упустит возможности тебе досадить.

— Не в моих силах исправить то, что уже произошло, я не могу остановить Ричарда и сделать так, чтобы в моей семье не появился убийца.

— Ты мог бы остановить его, если бы не сбежал? — спросила она, желая больнее его ранить в качестве мести за то, что он не захотел обсуждать своих любовниц.

Черты его лица стали жесткими, и она сразу пожалела о сказанном.

— Значит, ты считаешь, что я совершил ошибку, уехав в Шотландию?

Она замолчала, тщательно подбирая слова, и наконец ответила:

— Я не могу осуждать тебя. Я поступила точно так же, поставив свое желание играть в театре превыше семейного долга.

Он провел рукой по волосам, и рыжие пряди вспыхнули в свете свечей.

— Я не знаю, смог бы спасти Ричарда или нет, — спокойно сказал Фергюсон. — Как я не знаю и того, смогу ли изменить мнение света о себе.

Теперь была ее очередь утешать его. Мадлен не была полностью с ним согласна, но, в любом случае, выяснять, кто прав, а кто виноват, сейчас не следовало.

— Общество успокоится. Если повеса исправляется, его ведь в конце концов реабилитируют, — сказала она.

В его взгляде зажглось желание поверить ей. Пауза затянулась и казалась почти болезненно сладкой после тяжелого разговора. Но его глаза погасли, а слова нарушили перемирие:

— Повеса — да, но не убийца.

Она почувствовала, что бледнеет.

— Все будет хорошо, — произнес он успокаивающим тоном. — Я оформил особое разрешение. Мы сможем пожениться и уехать в Шотландию, как только соберем вещи.