Читать книгу "Шифр Шекспира - Дженнифер Ли Кэррелл"

— Тот, кто за нами следил.

— Вы кого-то видели?

В этот миг в углу скрипнула библиотекарская дверь. Я с надеждой и страхом смотрела, как она открывается. Кто там — Сандерсон или ФБР? Мои пальцы на спинке стула побелели от напряжения.

Оказалось — Атенаида. Приложив палец к губам, она поманила меня за собой.

Синклер за главной дверью продолжал расспрашивать:

— Подумайте: кто мог так близко вас выследить? Наверняка кто-то знакомый.

«Ну уж нет, — подумала я. — Не поверю». И прошмыгнула вслед за Атенаидой. Она заперла дверь. Мы очутились в крошечном пустом кабинете — голый стол, отключенный компьютер, Окна с мелкой сеткой, вплавленной в стекло, В противоположной стене — еще одна дверь. Атенаида бросилась туда.

За дверью находился кабинет доктора Сандерсона, щедро увешанный живописью. Три стены занимали портреты людей в старинной одежде. Четвертую украшало окно — высокое, как стеклянная дверь. Выходило оно в узкую оранжерею, заставленную растениями и посадочным материалом. Средняя фрамуга была настежь открыта.

В фойе было слышно, как кто-то барабанит в дверь «кабинета основателей».

— Пора идти, — поторопила Атенаида. Она пролезла в окно и пошла к маленькой дверце в противоположной стене оранжереи. Я — за ней.

Дверца открылась, и мы очутились в коридоре с батареями карточных каталогов вдоль стен. Слева толпились люди, оживленно болтая и звеня бокалами, и на мгновение я совершенно потеряла ориентацию. Только потом, заметив зеленый ковер на полу, поняла, куда попала.

Мы вышли в проход, соединяющий две части читального зала — старую и новую. Вместо того чтобы сбежать из библиотеки, я угодила в самую оживленную (и охраняемую) ее часть. Толпа заставила меня отшатнуться. Тут до меня дошло, что происходит: началась регистрация участников конференции.

— Вперед, — прошептала Атенаида. — Смешайтесь с людьми!

Меня охватило отчаяние.

— А как же доктор Сандерсон? — засопротивлялась я. — И письмо?

— Это он послал меня привести вас, — сказала Атенаида. — Встретитесь через полчаса в двух кварталах к западу. Там будто бы отличный вид на закат. Когда увидите — поймете.

— Отлично. Остается только пройти через строй фэбээровцев.

— Предлагаю парадную дверь, — подмигнула Атенаида. — Раз уж вы подняли такой переполох с черного хода. На лужайке официанты в костюмах эпохи Возрождения разносят шампанское. У главного входа, в фойе, есть витрина с костюмами. Можно позаимствовать оттуда.

— А как же Бен?

— Я передам ему, где вас искать. Теперь ступайте.

Она слегка подтолкнула меня, и я вошла в старый читальный зал. Там было не просто людно — там была давка. Я начала пробиваться сквозь плотную толчею, замечая детали обстановки — тяжелую дубовую мебель, стулья с гобеленовой обивкой, высокий камин резного камня и золотое тиснение на корешках бесчисленных книг. Сверху струился витражный свет, рассыпаясь драгоценными искрами — навстречу затейливым гармониям елизаветинских мадригалов. В общем гомоне слышалась английская речь во множестве ее диалектов, а еще немецкая, японская, французская, русская. Я протиснулась мимо кого-то в мантии друида — должно быть, того самого архимага — и стала пробираться дальше.

В этот миг в другом конце зала прозвучало мое имя.

Атенаида легко взбежала по лестнице над главным входом, свернула налево и помчалась по галерее, опоясывающей весь зал. На балконе она остановилась и позвонила в колокольчик с пронзительным серебристым тоном.

Люди притихли и подняли головы.

— Я рада поприветствовать всех вас… — начала Атенаида.

Дослушивать я не стала — бросилась к стеклянным дверям в глубине главного зала и протиснулась наружу. Там оказался еще один зал, обставленный наподобие «кабинета основателей», только в пять-шесть раз больше, да и потолок у него был высокий, сводчатый. Эта часть библиотеки была открыта для публики. Обыкновенно здесь устраивались выставки, а сегодня стояли столы для торжественного обеда. Петляя между ними, я бросилась к сувенирной лавке и очутилась у выхода на улицу. В дальнем углу, как и говорила Атенаида, находилась витрина с манекенами в костюмах шекспировской эпохи — не настоящие экспонаты шестнадцатого века, а шедевры голливудских костюмеров. «Из коллекции Атенаиды Девер Престон», — значилось на табличке. Центральная фигура изображала Лоренса Оливье в образе Гамлета. Одно движение руки — и черный плащ датского принца слетел с манекеновых плеч, другое — и он окутал мои плечи. Я высунулась за дверь. Слева, вдалеке по главному фойе, было видно, что в «кабинете основателей» кишит какой-то народ.

Прижав к себе книги, я свернула направо, протиснулась через матовые стеклянные двери и вышла на лужайку, где люди шестнадцатого века разносили на серебряных подносах шампанское людям двадцать первого. Завернувшись плотнее в плащ, я пошла сквозь толпу. По тротуару шла группка людей. Я пристроилась в хвост и со всех ног поспешила вверх по Кэпитол-стрит.

28

Днем было жарко и душно. На закате жара все еще донимала, зато подул свежий ветерок. Несмотря на это, под плащом я ухитрилась вымокнуть до нитки. Пригнув голову, вслушиваясь, не идет ли кто следом, я оставила по левую руку библиотеку конгресса, по правую — здание Верховного суда. Убедившись, что сзади никого нет, я сняла капюшон и огляделась. Передо мной расстилались лужайки, мраморные дорожки и заграждения, а над всем этим парил белый купол Капитолия.

«Два квартала к западу, — сказал доктор Сандерсон Атенаиде. — С чудным видом на закат». Я стремительно проникалась к нему благодарностью, обходя Капитолий с юга и устремляясь по бетонной дорожке под сень вязов и кленов. Здесь было прохладнее, или же я заставляла себя так думать, прислушиваясь к бумажному шелесту ветра в листве.

Как и было обещано, если встать спиной к капитолийскому фасаду и смотреть на закат, открывался один из лучших столичных видов. Обелиск Вашингтона белой стрелой вырастал поперек белой же полосы горизонта, а солнце висело над ним как огромный пылающий апельсин, отражаясь в бассейне. С эстрады по ту сторону водной полосы несся бравурный мотивчик Сузы. Мне, в общем, нравилось каждый день погружаться в сумбур Нью-Йорка и Лондона, где настоящее раз за разом, без всякого стеснения сталкивалось и мешалось с прошлым, а не замирало перед ним в благоговении; но мраморные колонны Молла в тиши летних сумерек были не менее прекрасны.

Доктор Сандерсон тоже любил этот парк и променад, восхищался его чистотой, строгостью линий. А сколько здесь было экспонатов, доступных глазу и притом бережно сохраненных, почти взлелеянных! Молл, если подумать, сущий рай для библиотекаря.

Я обвела взглядом широкую лестницу и мраморный тротуар перед Капитолием. Для первого после Дня независимости выходного здесь было на удивление безлюдно, если не считать влюбленных парочек, гуляющих или куда-то спешащих. Впрочем, чему удивляться: время экскурсий прошло — персонал закончил смену, а ночная жизнь начиналась позже, да и жара еще не утихла. Те немногие, кто был в парке, толпились у эстрады по другую сторону бассейна.