Читать книгу "Фатерланд - Роберт Харрис"

Ночью на углу Вольфштрассе какой-то бунтарь написал на стене белой краской: «КАЖДЫЙ ЗАМЕЧЕННЫЙ В ТОМ, ЧТО НЕ ВЕСЕЛИТСЯ, БУДЕТ РАССТРЕЛЯН». Пара испуганных коричневорубашечников пыталась стереть надпись.

Марш доехал на такси до самой Фриц-Тодтплатц. Его «фольксваген» по-прежнему стоял около дома Штукарта, где он его оставил позапрошлой ночью. Он посмотрел на четвертый этаж. Кто-то задернул все шторы.

На Вердершермаркт он поставил чемодан в кабинете и позволил дежурному офицеру. Мартина Лютера не нашли.

Краузе сказал:

– Между нами, Марш. Глобус, мать его, нас всех загонял. Является к нам каждые полчаса, рвет и мечет, угрожает всех пересажать, если не получит своего.

– Герр обергруппенфюрер – очень преданный делу офицер.

– О, конечно. – В голосе Краузе послышался испуг. – Я не имел в виду…

Марш положил трубку. Кто бы его ни подслушивал, это даст пищу для размышлений.

Он перетащил пишущую машинку к себе на стол и вставил один лист бумаги. Закурил.

«Имперская криминальная полиция, оберстгруппенфюреру СС Артуру Небе.

От штурмбаннфюрера СС К. Марша. 17.4.64 г.

1. Имею честь сообщить, что сегодня в 10:00 утра я посетил банк „Цаугг и Си“ по адресу Баннхофштрассе, Цюрих.

2. Номерной счет, о существовании которого мы говорили вчера, открыт заместителем государственного секретаря министерства иностранных дел Мартином Лютером 8.7.42 г. Было выдано четыре ключа.

3. В дальнейшем сейф вскрывался трижды: 17.12.42 г., 9.8.43 г., 13.4.64 г.

4. При личном осмотре в сейфе…»

Марш откинулся на стуле и выпустил к потолку два аккуратных колечка дыма. Мысль о том, что картина попадет в руки Небе, окажется в его коллекции напыщенной слащавой мазни, вызывала отвращение, казалась кощунственной. Лучше оставить её покоиться во мраке. Он на мгновение задержал руки на клавиатуре, потом отстучал:

«…ничего не обнаружено».

Вынул бумагу из машинки, подписал, положил в конверт и запечатал его. Позвонил в канцелярию Небе. Ему было приказано доставить отчет немедленно и лично. Он положил трубку и долго глядел на кирпичную стену за окном.

А почему бы и нет?

Встал и прошел вдоль полок, пока не нашел телефонный справочник Берлина и окрестностей. Снял с полки и нашел номер, по которому, чтобы не подслушали, позвонил из соседнего кабинета.

Мужской голос ответил:

– Имперский архив.

Десять минут спустя его сапоги утопали в нежной трясине ковра в кабинете Артура Небе.

– Вы верите в совпадения, Марш?

– Никак нет.

– Значит, нет, – продолжил Небе. – Хорошо. Я тоже не верю. – Он положил лупу и отодвинул в сторону докладную Марша. – Я не верю, что два отставных государственных служащих одного возраста и одинакового положения случайно решили совершить самоубийство. Они предпочли покончить с собой, только бы их не уличили в коррупции. Боже мой! – Он хрипло, отрывисто засмеялся. – Если бы все чиновники в Берлине встали на этот путь, на улицах высились бы горы покойников. Не случайно также их убили в дни, когда американский президент объявляет о том, что удостаивает нас визитом.

Отодвинув кресло, он заковылял к небольшому книжному шкафу, заставленному священными трудами национал-социализма: тут были «Майн кампф», «Миф XX столетия» Розенберга, «Дневники» Геббельса… Он нажал на кнопку, и передняя стенка шкафа распахнулась, открыв бар с напитками. Теперь Марш увидел, что на деревянной панели были наклеены корешки книг.

Небе плеснул себе изрядную порцию водки и вернулся к столу. Марш продолжал стоять перед ним не по полной стойке «смирно», но и не полностью расслабившись.

– Глобус работает на Гейдриха, – продолжал Небе. – Все просто. Глобус не пошевелит задницей, если Гейдрих не скажет, что надо заняться делом.

Штурмбаннфюрер промолчал.

Небе поднес к губам тяжелую стопку. Он смаковал водку, опуская в неё длинный, как у ящерицы, язык. Немного помолчав, спросил:

– Знаете ли, Марш, зачем мы подмазываемся к американцам?

– Никак нет.

– Потому что сидим в дерьме. Скажу вам то, что вы не прочтете в газетах нашего коротышки доктора. Двадцать миллионов поселенцев на Востоке к 1960 году – таков был план Гиммлера. Девяносто миллионов – к концу столетия. Прекрасно. Переселили их как полагается. Беда в том, что половина хочет вернуться обратно. Представьте, Марш, эту глупость космических масштабов – жизненное пространство, в котором никто не хочет жить. Терроризм. – Он взмахнул стаканом, звякнув льдом. – Мне нет нужды говорить офицеру крипо, в какую серьезную опасность превратился терроризм. Американцы дают деньги, поставляют оружие, обеспечивают подготовку. Они двадцать лет снабжают красных. А у нас – молодые не хотят воевать, пожилые не хотят работать.

Он покачал седой головой, осуждая такое безрассудство, выловил кубик льда и стал шумно сосать.

– Гейдрих помешался на своей проамериканской политике. Он готов убивать, лишь бы её сохранить. Не в этом ли дело, Марш? Булер, Штукарт, Лютер – не угрожали ли они ей с какого-нибудь боку? – Небе изучающе уставился на Марша. Тот стоял навытяжку. – Вы, Марш, в некотором смысле являетесь насмешкой над самим собой. Когда-нибудь задумывались над этим?

– Никак нет.

– Никак нет… – передразнил его Небе. – Подумайте как следует над этим теперь. Мы задались целью создать сверхчеловека, вывести поколение, способное управлять империей, не так ли? Мы учили его руководствоваться суровой логикой, безжалостно, даже жестоко. Помните, что однажды сказал фюрер? «Мой самый большой подарок немцам состоит в том, что я научил их ясно мыслить». И что происходит? Не многие из вас, возможно, лучшие из вас, начинают обращать это беспощадно ясное мышление в наш адрес. Признаюсь, я рад, что уже стар. Я в страхе перед будущим. – Старик с минуту молчал, погруженный в собственные мысли. Наконец с разочарованным видом взял лупу. – Выходит, коррупция.

Шеф крипо ещё раз прочел докладную Марша, потом разорвал и бросил в мусорную корзину.

На страже имперского архива стояла Клио, муза истории, – обнаженная амазонка работы Адольфа Циглера, «имперского мастера по части лобковых кудрей». Она грозно глядела на Солдатский мемориальный зал на той стороне бульвара Победы, где стояла длинная очередь туристов, жаждавших увидеть останки Фридриха Великого. На покатостях её необъятной груди, словно альпинисты на поверхности ледника, сгрудились дикие голуби. Позади музы над входом в архив в полированный гранит врезан символ – золотой лист. На нем высечена цитата из фюрера: «ДЛЯ ЛЮБОЙ НАЦИИ ПРАВИЛЬНАЯ ИСТОРИЯ РАВНОЦЕННА СТА ДИВИЗИЯМ».

Рудольф Хальдер провел Марша внутрь и поднялся с ним на третий этаж. Он распахивал двустворчатые двери, пропуская его вперед. Коридору с каменными стенами и каменным полом, казалось, не было конца.