Читать книгу "Темные тайны - Гиллиан Флинн"

— Девочка моя, у тебя всего несколько розовых пятнышек. Ты переживаешь, что они останутся навсегда? Нет, доченька, через неделю ты о них и не вспомнишь.

— Случится что-то плохое.

Либби всегда вызывала у нее особое беспокойство и тревогу. Она с самого рождения такая настороженная и подозрительная. Ночью ее мучают кошмары, а днем съедает беспокойство. Ни Пэтти, ни Раннер не радовались этой последней беременности, которая и случилась-то непонятно как. Они так устали от деторождения, что даже не потрудились устроить праздник по случаю скорого рождения Либби; беременность стала сплошным недоразумением — с ней были одни проблемы. Наверное, все девять месяцев Либби впитывала эти ощущения. Приучать малышку к горшку было настоящим кошмаром: она вопила каждый раз, когда видела, что из нее вышло, и голая, обезумев, бежала прочь. Когда Пэтти начала возить ее в детский сад, дочь считала, что за ней больше никогда не приедут, — она прижималась лицом к стеклу, распахнув огромные, полные слез глаза, а воспитательница в это время безуспешно призывала ее к порядку. Прошлым летом она неделю отказывалась от еды, побледнела от голода и переживаний и наконец (слава богу!) продемонстрировала Пэтти россыпь бородавок на коленке. Битый час Пэтти выуживала из нее объяснение: опустив глаза и с трудом выжимая из себя слова, Либби сказала, что приняла бородавки за такой ядовитый плющ, который постепенно покроет все тело, и (судорожное всхлипывание) больше никто никогда не увидит ее лица. Когда Пэтти спросила, почему же Либби не рассказала ей об этих страхах раньше, та лишь посмотрела на нее как на сумасшедшую.

При малейшей возможности Либби изрекала мрачные пророчества. Пэтти это знала, но от слов дочери сердце все равно екнуло. Плохое уже случилось. Но будет еще хуже.

С Либби на руках она присела на диван, гладя ее по голове и по спине. Дебби и Мишель суетились рядом, приносили и уносили бумажные платочки, что нужно было делать минимум час назад. Панда голосом Дебби говорила, что все хорошо, но Либби оттолкнула игрушку и отвернулась. Мишель спросила, а что, если она приготовит для всех суп. Они ели суп всю зиму, Пэтти хранила для него заготовки в ящике со льдом в гараже. К концу февраля от них обычно ничего не оставалось. Февраль вообще был самым тяжелым месяцем.

Забыв о салями, Мишель уложила в кастрюлю большой замороженный брикет говядины с овощами и начала откалывать лед. Вернулась Диана, прикурила, буркнув что-то вроде: «Честное слово, мне нужна сигарета», и села на диван, отчего Пэтти вместе с Либби, как на детских качелях, подскочили вверх. Диана отправила девочек во главе с Мишель на кухню, дети испуганно подчинились.

— Короче, все началось с семьи неких Кейтсов — они живут где-то между фермой и Салиной. Девочка у них ходит в школу в Киннаки, потому что рядом с ними школу еще не достроили. Бен после школы помогал ей на добровольных началах. Ты про это знала?

— Про добровольное начало? — Она покачала головой.

Диана вытянула губы дудочкой: ей это тоже ни о чем не говорило.

— В общем, неважно, по какой причине, но он помогал детям из начальной школы, и родители этой девочки говорят, что между ними началось что-то не то. Есть и другие, утверждающие то же самое. Хинкели, Патчи и Кахиллы.

— Что?!

— Все они уже беседовали со школьной администрацией и сейчас решают, что делать дальше. Насколько я поняла из того, что мне сейчас рассказали, в дело уже вмешалась полиция, сегодня следует ожидать, что к тебе придут. Поговорить с тобой и с Беном. Это последние события. В школе об этом пока знают не все — нам повезло, что сейчас каникулы, — но уже завтра, боюсь, все будет по-другому. Администрация собирается пообщаться со всеми родителями, чьим детям Бен помогал после занятий. Это где-то десять семей.

— Что мне делать?

Пэтти зажала голову между коленей. Ее колотил истеричный смех, настолько все было нелепо, настолько абсурдно.

«Я, наверное, сойду с ума, — думала она. — Может быть, и надо бы — тогда не придется ни с кем разговаривать».

Она будет сидеть в белой охраняемой палате, ее, как ребенка, начнут водить на завтрак, обед и ужин, ее действиями будут руководить разговаривающие ласковым шепотом люди, а она будет шаркать по полу, едва поднимая ноги, как умирающая.

— Насколько я поняла, сейчас все собрались в доме Кейтсов, — сказала Диана. — Я записала адрес.

Пэтти молча смотрела в никуда.

— Мне кажется, нам надо туда ехать, — сказала Диана.

— Ехать? А разве ты не сказала, что кто-то приедет к нам?

— Телефон прямо разрывался, — сказала объявившаяся в кухне Мишель, которой не следовало все это слышать.

Пэтти и Диана одновременно повернули головы в сторону телефона в ожидании, когда он начнет разрываться.

— Ну и почему же ты не сняла трубку, как мы просили? — поинтересовалась Диана.

Мишель пожала плечами:

— Я забыла, нужно снимать или нет.

— Может, подождать здесь? — предположила Пэтти.

— Пэтти, эти люди болтают там всякую… чушь о твоем сыне. Неизвестно, имеется в их рассказах зерно правды или нет, но разве ты не хочешь встать на его защиту? Неужели не хочешь узнать, что они говорят? Пусть всё скажут в лицо.

Нет, не хочет. Она хочет, чтобы обо всей этой истории забыли, чтобы она сгинула, словно ее и не было. Она не желает слышать, что эти люди (господи, да они с Мэгги Хинкель учились в одной школе) говорят о Бене. Она боялась, что не сдержится, когда вокруг замелькают разгневанные лица. Она разрыдается и будет молить о прощении. Она уже хочет прощения, а ведь они ничего плохого вообще не делали.

— Пойду надену что-нибудь поприличнее.

Она нашла свитер без вытертых подмышек и брюки цвета хаки, расчесалась и вместо малюсеньких золотых сережек-гвоздиков вдела в уши сережки под жемчуг и повесила на шею такие же бусы. Даже не подумаешь, что не настоящие, — между прочим, они даже тяжелые.

Они с Дианой направились к двери, одновременно отдавая дальнейшие распоряжения о пользовании плитой, о том, чтобы вовремя выключить телевизор и сделать что-то по дому, и тут Либби вновь завыла и помчалась к ним, махая руками, как крылышками. Мишель скрестила руки на груди поверх покрытого жирными пятнами свитера и топнула ножкой.

— Я с ней не справляюсь, когда она так себя ведет, — сказала она тоном, в точности повторяющим тон Пэтти. — Я не выдержу.

Пэтти вздохнула, решила сначала уговорить Мишель, потом подумала о том, чтобы ее заставить, но Либби плакала все громче, выла, как волчонок, и кричала сквозь слезы: «Хочусвамихочусвамихочусвами!» Мишель вопросительно выгнула бровь. Пэтти представила, как в ее отсутствие сюда войдет полицейский и увидит на полу безутешного ребенка со следами ожогов на лице. Может, взять с собой всех троих? Но кто-то непременно должен остаться, чтобы отвечать на звонки, и, видимо, лучше, чтобы оставались и Дебби, и Мишель, чем…