Читать книгу "Маленький лжец - Митч Элбом"

начале 1983 года, когда на улице лило, как из ведра, Нико достал зонт, чтобы проводить Фанни до её машины. На них обрушивался проливной дождь, косой из-за мощных порывов ветра. У Фанни неожиданно соскользнула туфля, и, прежде чем Нико успел подхватить Фанни, она шлёпнулась в большую лужу. Всё платье вымокло. Фанни рассмеялась.

– Ты не ушиблась? – спросил Нико.

– Ах, нет, у меня всё хорошо, – ответила она.

– Почему ты смеёшься?

– Когда промокаешь до нитки, становится уже без разницы. Как в детстве, помнишь? Летом, когда начинался дождь, мы забегали в море прямо в одежде.

– Точно, прямо в одежде, – кивнул Нико, широко улыбаясь.

Фанни моргнула.

– Ты помнишь?

Лицо Нико напряглось.

– Все дети так делают, – ответил он.

Фанни вытерла дождевую воду с щёк и опёрлась рукой на плечо Нико. Пытаясь надеть туфлю, она снова потеряла равновесие и повалилась на него, а когда подняла глаза, то всего в нескольких сантиметрах от себя увидела лицо Нико, тронутое необычным выражением, которого она никогда не видела прежде, – Нико выглядел как растерянный заблудившийся мальчик.

И тогда Фанни во второй раз в жизни поцеловала его. Первый поцелуй был детским, неловким, поспешным. Но сейчас было медленно и мягко, Фанни закрыла глаза и позволила себе отдаться моменту, который по её ощущениям длился гораздо дольше, чем на самом деле. Когда Фанни открыла глаза, то увидела, что Нико пристально на неё смотрит.

– Всё хорошо, – прошептала она.

Он нервно сглотнул, отдал ей зонт и убежал в дождь.

Нико узнал о марше на рабочей встрече

Через пару дней после тех событий с Фанни в офис Нико пришёл режиссёр и попросил его вложиться в документальное кино о знаменитом Охотнике за нацистами. Нико ответил, что знаком с работой Охотника – читал о нескольких громких задержаниях.

– Это отличная тема, – настаивал режиссёр. – Представьте человека, который не остановится, пока все сбежавшие нацисты не предстанут перед судом – вместе с теми, кто им помогал.

– Помогал? – спросил Нико.

– Да. Ведь те, кто сотрудничал с немцами, виновны в той же мере, что и они.

Нико поёрзал в кресле.

– А Охотник уже согласился сняться в вашем фильме?

– Мы ведём переписку. Он думает над моим предложением. Я хочу снять его в Греции в следующем месяце. Пятнадцатого марта. Он будет проводить памятное мероприятие.

Нико поднял глаза.

– Пятнадцатого марта?

– Да.

– Где?

– В Фессалониках.

– В Салониках?

Мужчина улыбнулся.

– На самом деле греки зовут этот город Фессалониками. В общем, Охотник организует там марш в память обо всех греческих евреях, убитых во время войны. Шествие закончится у здания старого вокзала, откуда их на поездах везли до концентрационных лагерей. Отличное место, чтобы взять у него интервью, как думаете?

Нико ощутил дрожь в теле. Мышцы напряглись. На лбу выступили капли пота.

Он быстро встал.

– Сэр… – спросил режиссёр. – Я что-то не так сказал?

– Я подумаю над вашим предложением. До свидания.

Он стремительно направился к двери, оставив мужчину одного в офисе.

* * *

В ту ночь Нико не мог сомкнуть глаз. Он ходил по тёмным улицам района, а потом сидел на заднем сиденье своего автомобиля, пока не взошло солнце. Поехал в синагогу и в одиночестве молился два часа. Потом подошёл к крыльцу жилого дома, где находилась квартира Фанни, и ждал, пока та не выйдет на работу. Увидев Нико, она улыбнулась.

– Я должен кое-что сказать, – выпалил он.

– Как ты узнал, где я живу?

– Сядь.

Фанни села.

– Что такое?

– Мне нужно будет уехать.

– Когда?

– Скоро.

– Куда ты отправишься?

– Далеко.

– Зачем?

– Не могу сказать.

Фанни видела, как вздымается его грудь, а со лба течёт пот. И поняла, что у Нико случился приступ паники. Она и сама много раз испытывала подобное, когда сидела одна в машине или просыпалась среди ночи. Фанни взяла Нико за руки.

– Сделай глубокий вдох, потом ещё один, – скомандовала она.

Вы можете подумать, что Нико расстроили слова режиссёра. Но нет, он и так уже знал всё об Охотнике за нацистами. На самом деле, он много лет был крупнейшим спонсором этого человека, отправлял анонимные чеки, чтобы управление не закрывалось.

И мысль о том, что Охотник ищет пособников нацистов, тоже не тревожила Нико. Он знал всё о работе Охотника – кого тот уже нашёл и за кем гоняется.

Нет, Нико терзало то, что он осознал, когда режиссёр рассказал ему о марше в Греции, нечто тревожное и опасное, то, о чём нельзя было рассказать Фанни.

– Посмотри на меня, – прошептала она. – Всё будет нормально.

История Нико уже почти выплыла на поверхность, она вызывала слёзы, катившиеся по его щекам. Нико осторожно положил ладонь на шею Фанни, и, в третий раз за их жизнь и в первый по инициативе Нико, их губы мягко и нежно коснулись друг друга.

И вдруг прямо там, на ступеньках многоквартирного дома, под безоблачным калифорнийским небом Фанни высказала то, что держала в себе с того вечера, когда впервые увидела Нико на светофоре.

– Нико, это я, Фанни. Поговори со мной. Я знаю, что это ты.

Удо обвёл дату в календаре

Салоники, 15 марта. Потребуется маскировка. И пистолет.

Он отпил бренди из бутылки, закрыл её и поставил обратно на полку. Его отец стал алкоголиком на старости лет, и Удо не собирался идти по его стопам. В последнее время не позволял себе даже пропустить стаканчик. Лишь посмаковать вкус на языке, когда сильно того хотелось, а в последние дни хотелось чаще и чаще.

Удо плюхнулся на незастеленную кровать, глянул в окно на заснеженные вершины Северной Италии. В комнате был низкий потолок, с которого облупливалась краска. В углу висела паутина. Удо перетёр её в ладонях.

Он жил здесь вот уже три года, с тех пор, как вся жизнь, выстроенная им в Штатах, рухнула. Удо вызвали в офис Картера. Сенатор сообщил ему, что кто-то из управления того старого еврея в Вене распространяет фотографию Удо с нацистского марша в Чикаго вкупе с ещё одним снимком военных лет, на котором он запечатлён в форме СС. В офис сенатора уже позвонил один журналист, знавший Удо в лицо.

– Конечно, мы всё отрицали, – сказал Картер. – Заявили, что фотографии ничего не доказывают. Что личность не подтверждена. Всякое такое.

– Хорошо, – ответил Удо.

– Но, – Картер понизил голос, – тебе нельзя здесь оставаться.

– В каком смысле?

– В том смысле, что они близко подобрались. В том смысле, что ты можешь сорвать мне всю программу.

– Хочешь, чтобы я уехал из Вашингтона?

Картер покачал головой.

– Не из Вашингтона.