Читать книгу "Цыганский барон - Дженнифер Блейк"

Наконец ее волосы были зачесаны наверх и массой блестящих локонов спускались из высокого шиньона в греческом стиле, а за левым ухом были приколоты два маленьких безупречных розовых бутона, срезанных в теплице. Были натянуты белые шелковые чулки и бальные башмачки. Платье бело-розового шелка было со всей возможной осторожностью надето через голову, чтобы не испортить прическу, и застегнуто сзади на крохотные жемчужные пуговички, расправлено поверх нижних юбок, укрепленных конским волосом. Длинные тонкие лайковые перчатки были натянуты выше локтя.

— Вы наденете ваши драгоценности, мадемуазель? — спросила Лила.

Мара видела, что они не нужны, но бриллианты подарил ей Родерик — он, конечно, решит, что она должна их надеть. Она кивнула.

— Прекрасно, — прошептала Лила, отступив на шаг, чтобы полюбоваться результатом своих стараний, когда колье, браслет и серьги были надеты. — На балу вам не будет равных!

Мара поблагодарила девушку, искренне восхитившись ее умением укладывать волосы. Лила постучала в дверь спальни и открыла ее, пропуская хозяйку вперед.

Родерик стоял у камина и смотрел на огонь, но, когда дверь гардеробной открылась, оглянулся на Мару. Он подошел к ней и поднес к губам ее руку, склонив голову в легком почтительном поклоне.

— Звоните в колокола, бейте в бубны, она грядет!

— Я опоздала? — растерянно спросила Мара.

— Ты воплощение красоты. Ослепительна и безупречна.

Она улыбнулась и окинула взглядом его сверкающий начищенными пуговицами парадный мундир, подчеркивающий ширину плеч. Ордена сияли у него на груди, золотистые волосы, аккуратно зачесанные назад, красиво блестели.

— Это ты ослепителен.

Он с легкой улыбкой отклонил комплимент, покачав головой, и продолжал:

— У меня есть только одно замечание.

Тут нахмурилась Лила и с воинственным видом выступила вперед:

— Что-то не так, ваше высочество?

Родерик бросил взгляд на Саруса, и старый слуга как по команде шагнул вперед, держа в одной руке обтянутую бархатом коробку, а в другой — нечто свернутое узлом. Он открыл коробку, и взорам собравшихся предстал драгоценный гарнитур: ожерелье из двух нитей чуть розоватого жемчуга с застежкой в виде крупной барочной жемчужины того же нежно-розового оттенка, жемчужный браслет и серьги.

— Искупительный подарок, — пояснил Родерик. — Надеюсь, ты простишь мне отсутствие вкуса, проявленное в прошлом.

Это был бесценный подарок. Столь необычные по окраске жемчуга, идеально подобранные по размеру, — на изготовление подобного гарнитура потребовались годы упорного труда. Они расплылись перед глазами у Мары, она сглотнула слезы, прежде чем поднять взгляд на принца.

— Не нужно было этого делать.

— Это было нужно мне.

Он сделал властный жест горничной. Лила расстегнула бриллиантовое колье и отступила. Родерик надел на шею Маре жемчужное ожерелье. Он ловко вынул серьги у нее из ушей, снял браслет с затянутого перчаткой запястья, отбросил их в сторону, как ничего не стоящие побрякушки, и заменил жемчугами. Потом он взял у Саруса узел и встряхнул его. Узел развернулся в великолепный горностаевый плащ. Родерик накинул плащ на плечи Маре и застегнул его у горла невидимой застежкой.

— Ты… ты слишком щедр, — запнувшись, сказала Мара.

Так велико было душившее ее чувство вины, что она не могла заставить себя взглянуть ему в глаза. Вместо этого она устремила взгляд на голубую ленту какого-то ордена, пересекавшую его грудь.

— Я законченный себялюбец, — возразил он. — Мне приятно видеть тебя в жемчугах, которые я сам выбрал. Будь я щедр, я дал бы тебе возможность отказаться, я не заставил бы тебя наряжаться для моего удовольствия. Будь я щедр, я давно уже отпустил бы тебя на волю или…

Он закусил губу. Бывали случаи, когда любовь к красноречию могла сыграть с ним злую шутку. Он чуть было не сказал, что будь он щедр, он взял бы на себя бремя ее тайны; заставил бы ее признать, что потеря памяти была притворством; вызнал бы у нее причину, по которой она пришла к нему; сказал бы ей, что она может не продолжать, что больше не обязана исполнять его прихоти и поминутно опасаться, что ее разоблачат. Он этого не сделал, нарушив тем самым свой собственный кодекс чести. Но сейчас уже было слишком поздно исправлять содеянное. Он и в самом деле был себялюбцем.

— Идем, — сказал Родерик, взяв ее под руку, — нас уже все ждут.

Гвардейцы бесцельно слонялись по салону. Никто не хотел присесть из страха помять безупречно отглаженную парадную форму с золотыми полосками на мундирах и небесно-голубыми лампасами на брюках. С ними была и Джулиана, прекрасная, как богиня, в платье цвета морской волны, в маленькой диадеме из бриллиантов и сапфиров и с перьями в прическе, подчеркивающими ее рост. Но у Мары сложилось впечатление, что в комнате слишком много белых мундиров, и лишь через минуту она поняла, в чем тут дело.

— Лука! — воскликнула она. — До чего же ты хорош!

— Наконец-то я стал членом гвардии, — подтвердил он, с гордостью поклонившись ей.

Форма облегала его гибкую фигуру, как вторая кожа, ради торжественного случая он даже вынул золотую серьгу из уха. Но в его черных глазах, когда он перевел взгляд с нее на принца и обратно, читалась тревога.

— Только этого нам и не хватало, — с притворной досадой проворчал Этторе. — Шут гороховый со склонностью к поножовщине да к тому же еще и вороватый.

Лука не стал обижаться.

— Ты оценишь мои таланты по достоинству, когда будешь голодать, а я добуду тебе еду.

— Ворованных кур? Думаешь, мы станем их есть?

— До последнего кусочка.

— Вместе с костями, — добавил Родерик. — Мы так уже делали. Идем?

Это был приказ, замаскированный под вежливый вопрос. Лука подал Джулиане соболье манто, все остальные надели плащи и в самом веселом расположении духа вышли во двор. Мару и Джулиану усадили в карету, принц и свита вскочили на лошадей. Грумы, державшие лошадей, отскочили в сторону, возница щелкнул кнутом, и вся процессия двинулась со двора на улицу через широко распахнутые кованые ворота. Позади остался Дом Рутении с освещенными окнами и дымящими на холодном ветру факелами у входа. Впереди лежала тьма неосвещенных улиц. Их ждал бал.

11.

В темноте городской дом виконтессы Бозире, расположенный на авеню Эйлау, в тихой северо-западной части Парижа, производил впечатление массивной груды камня. На самом деле это был обычный особняк с мансардной крышей и арочными окнами, сложенный из светло-золотистого известняка, каких в Париже тысячи.

Просторный мраморный вестибюль был украшен колоннами в ложноклассическом стиле, взмывавшими к расписному потолку с изображением аллегорической сцены в самых модных тонах сезона — зеленых, синих и абрикосовых. Два марша изогнутой беломраморной лестницы вели на галерею, которая опоясывала весь вестибюль. В той точке, где сходились оба рукава лестницы, были распахнуты настежь двойные двери, и в них двумя ручьями вливалась толпа гостей. Виконтесса, богатая вдова с внушительными семейными связями, приветствовала их у входа в огромный бальный зал. На голове у нее красовался грандиозный убор из ярко-зеленых и бледно-розовых перьев, по сравнению с которыми перья в прическе Джулианы казались воробьиными перышками. Ее туалет, выдержанный в тех же тонах, был расшит ленточками и украшен такими пышными буфами с отделкой из черной сетки, что плечи прогибались под их весом. Ее круглое личико с пухлыми щеками, напудренное согласно требованию моды, чтобы убрать малейшие следы естественного румянца и создать интересную бледность, светилось радушием. Она рассыпалась в любезностях, приветствуя принца, и предложила им всем пройти в бальный зал. Прибытие короля, сказала она, ожидается с минуты на минуту, и это положит начало официальному открытию бала.