Читать книгу "С нами или без нас: Естественная история будущего - Роб Данн"

жизни, влияющие на то, какие типы биологических форм заново возникнут в будущем. В целом в этих примерах проявляются скорее общие тенденции эволюции, а не тонкости биологического устройства отдельных видов. Впрочем, иногда, прогнозируя будущее, ученые могли верно предсказывать и детали. Например, Ричард Александер, преподаватель Мичиганского университета, давно изучал эволюцию сообществ насекомых – муравьев, пчел, термитов и ос. Во всех этих сообществах размножаются лишь немногие особи: цари и царицы. Особи, которые не размножаются, называются рабочими: они трудятся на благо царя и царицы. Подобные сообщества называются эусоциальными. В эволюционном смысле они стоят особняком. В перспективе эволюции единственной «целью» живых организмов выступает передача своих генов новым поколениям – но тем не менее рабочие муравьи, пчелы, термиты и осы отказываются от этой возможности. Рабочие заботятся о яйцах и новорожденных, добывают пищу, защищают колонию. Но, за исключением редчайших случаев, сами они не размножаются.

Единственная эволюционная выгода отказа от размножения для рабочих состоит в том, что таким образом они повышают успешность генов своих родственников, а гены у них во многом общие. Александер выделил набор особенностей, проявляющихся в ходе развития эусоциальных сообществ, где есть такие рабочие. По его мнению, эти сообщества эволюционируют конвергентно, когда особи, живущие вместе, друг другу родственны, то есть имеют схожие гены. Они эволюционируют, когда источники пищи рассредоточены, причем каждый источник может поддерживать существование более чем одного индивида. Наконец, они эволюционируют в условиях, когда отдельные особи, объединившись, способны успешно защитить свой дом. По крайней мере, так обстоит дело с насекомыми. Например, как я отмечал выше, термиты эволюционировали из тараканов в условиях ограниченного пространства древесных стволов. Принято считать, что в стволах было распространено близкородственное скрещивание (то есть жившие в них особи были генетически схожи), дом и припасы представляли собой одно и то же, а защищать их было легко.

Среди птиц, пресмыкающихся и земноводных эусоциальность не встречается, а в те времена, когда Александер проводил свои исследования, не были открыты и по-настоящему эусоциальные млекопитающие. Однако начиная с 1975 года в своих лекциях в Университете штата Северная Каролина и в других местах Александер не раз повторял, что такие млекопитающие могут существовать. Он отнюдь не предсказывал будущее; он просто пытался донести свое ви́дение не изученных пока особенностей современного мира. Александер подробно описал 12 особенностей биологии гипотетического эусоциального млекопитающего, которого вот-вот откроют{191}. Это животное должно обитать в сезонной пустыне. Оно будет жить под землей и питаться кореньями. Скорее всего, им окажется грызун. Александер воспроизводил свои прогнозы в каждом выступлении. Наконец, в 1976 году, на очередной лекции в Университете Северной Аризоны, в аудитории встал один из слушателей – это был Ричард Вон, специалист по млекопитающим, – и сказал: «Знаете, все это очень похоже на описание голого землекопа». Дальнейшие исследования, проведенные биологом Дженнифер Джарвис, показали, что голые землекопы на самом деле являют собой воплощение прогнозов Александера: это эусоциальные млекопитающие, живущие под землей в пустыне, «одетые» лишь в обвисшую кожу и питающиеся кореньями{192}.

Интересно было бы собрать группу эволюционных биологов и опросить их: какие прогнозы, подобные предсказаниям Александера, они могли бы сделать о той жизни, что наступит после нас? Мои коллеги, с которыми я неформально обсуждал эту тему, сходились в том, что путь эволюции новых видов в наше отсутствие зависит от того, сколько линий жизни будет утрачено. В целом они готовы были согласиться, что жизнь со временем тяготеет к углублению разнообразия и сложности: эту мысль иногда тоже возводят в ранг закона палеонтологии. Так что если выживет и сохранится какой-то отдельный вид, то из него в итоге выйдет несколько видов. Возьмем млекопитающих: если среди выживших окажутся представители крупных их групп, то они смогут снова эволюционировать теми же путями, какими эволюционировали в прошлом. Если сохранится полдюжины видов диких кошек, то в разных условиях и ситуациях каждый из них сможет эволюционировать в дюжину новых видов, одни покрупнее, другие помельче. То же самое и с псовыми: из одного вида волков или лисиц может появиться много новых видов. Некоторые из них, возможно, окажутся удивительно похожими на те, что знакомы нам сегодня, а некоторые будут непредсказуемо иными. Более того, есть свидетельства, что нечто похожее уже происходило в прошлом. Хищные млекопитающие появились среди как плацентарных, так и сумчатых млекопитающих. Серый волк – плацентарное млекопитающее, тасманийский волк – сумчатый хищник. Кристи Хипли, профессор Копенгагенского университета, недавно сравнила черепа в выборке плацентарных и сумчатых млекопитающих. Она обнаружила, что череп тасманийского волка больше похож на череп серого волка, чем на череп любого изученного сумчатого. Два этих вида продемонстрировали редкостную конвергенцию: они выработали один и тот же предсказуемый и эффективный способ жить, будучи хищником среднего размера. При этом множество сумчатых млекопитающих, например вомбаты, были похожи на других сумчатых намного больше, чем на любого из плацентарных{193}.

Коллеги, которых я опрашивал, в том числе и Джонатан Лосос, также сходились во мнении относительно другого предсказуемого свойства повторной диверсификации кошек или даже любой иной группы млекопитающих. В целом в условиях похолодания теплокровные животные обзаводятся более крупными телами: благодаря этому площадь поверхности тела, теряющая тепло, уменьшается по сравнению с его объемом. И наоборот, когда становится теплее, развиваются тела меньших размеров (эта закономерность называется «правилом Бергмана»). У небольших животных площадь теплоотдающей поверхности тела по отношению к его объему становится больше. Если в далеком будущем, в ходе очередного ледникового периода, люди начнут вымирать, то у крупных представителей нашего рода будет больше шансов на выживание – и, следовательно, более крупные тела будут наследоваться во многих человеческих линиях.

Если же нам суждено исчезнуть в фазе потепления, то многие виды, в первую очередь млекопитающие, сформируют себе тела поменьше. Эволюция небольших млекопитающих хорошо задокументирована применительно к последнему периоду необычайной жары на Земле. Тогда, например, появились миниатюрные лошадки{194}. У естественного отбора не бывает причуд, он ведь вообще ничего не придумывает, но факт остается фактом: миниатюрные лошадки действительно существовали, они резвились под знойным солнцем былых эпох – и это самое причудливое, что я могу себе вообразить. Воздействие жары на размер тела можно также наблюдать и в недавнем прошлом, рассматривая те или иные отдельные виды. За последние 25 000 лет по размерам тела хомяков, обитающих в юго-западных пустынях, можно отслеживать климатические изменения. В жару их тела уменьшались, а когда становилось прохладнее, напротив, увеличивались{195}.

Если наш уход спровоцирует обширную волну вымираний, то естественный отбор может радикально обновить мир, повозившись с клочками и обрывками, оставшимися в его распоряжении. В книге «Земля после нас»[24] Ян Заласевич описывает сценарий, при котором вымирает большинство нынешних видов млекопитающих, а также представляет целую «линейку» новых млекопитающих, которые могли бы прийти на смену ушедшим{196}. Согласно его базовой посылке, с наибольшей вероятностью диверсифицироваться будут те животные, которые уже широко распространились, умеют жить без людей и окажутся в изоляции без нашего присутствия (то есть когда исчезнут лодки, самолеты, машины и прочие транспортные средства). Всем перечисленным критериям отвечают крысы – и потому будущее за крысами. Некоторые виды и популяции крыс сильно зависят от людей (и, следовательно, от нашего существования). Но есть и множество таких видов крыс, включая даже некоторые популяции тех, которые взаимодействуют с людьми, что зависят от нас не так уж и основательно; они вполне могли бы положить начало будущей фауне млекопитающих. Если дело пойдет именно так, то можно будет «представить себе широкое разнообразие грызунов, произошедших от наших сегодняшних крыс. ‹…› Их потомки могут иметь разные размеры и формы: одни будут меньше землероек, другие – размером со слонов и, как слоны, начнут пастись в лугах, третьи окажутся стремительными, сильными и смертоносными, как леопарды. В их число можно также включить – сугубо из любопытства и ради свободы выбора – парочку видов