Читать книгу "Эра Водолея - Анна Жилло"

— Походно-полевой секс? — я потянула молнию его комбеза.

— В этом тоже своя прелесть, — он пробрался холодными руками под мой свитер. — Кстати, может, ты таблеток каких прикупишь?

— Что, боишься на резинках разориться? — не удержалась, чтобы не поддеть. — Это вряд ли, с таким-то графиком.

— Нет. Потому что без них лучше. А насчет графика я же сказал — подумаем.

Вот я и думала. Второй день. Попутно вспоминая самые пикантные моменты и растекаясь в улыбке до ушей.

Глава 59

Инна

Тех нескольких часов сна у Баблузы мне хватило, чтобы потом не спать всю ночь. На губах мерещился привкус поцелуя. Терпкий — унижения, кислый — страха. Отвратительный. Снова и снова хотелось стереть его.

«До завтра», — сказал он…

Я стояла на развилке. Завтра я или сдамся и пущу свою жизнь под откос, или поставлю точку в этом дурном фарсе.

Большинство людей вообще не поняли бы, в чем соль. Никакой соли, господа, сказал поручик Ржевский в известном анекдоте, только верблюды, песок и дерьмо. К тебе липнет стремный мужик — так почему не избавиться от него самым радикальным способом? Ну ладно еще когда анонимно цветочки присылал и все это было бездоказательно. Но теперь-то ведь вышел из сумрака. У тебя есть муж, только скажи — наваляет или хотя бы прижмет к стенке и убедительно попросит удалиться обратно в закат. Если на такое не способен, есть полиция, в конце концов. Алгоритм уже опробован и, кстати, работает.

Но как объяснить тому, кто никогда с подобным не сталкивался или просто скроен по другому лекалу? Объяснить, как пробирается в тебя этот липкий ползучий страх, похожий на плесень? Как-то я видела фильм с ускоренной съемкой распространения настоящей плесени. Как разрастаются, захватывая и пронизывая все вокруг, ее тонкие длинные нити. Я сама когда-то не могла понять Алку. И Эра, когда рассказала ей, тоже не поняла. Я видела это по ее взгляду. Может, вполне искренне посочувствовала, но не более того. Потому что она — другая. У нее свои уязвимые места. У каждого человека — свои.

Можно срезать с яблока куст плесени, но нити-гифы останутся внутри. Надкусишь — и сразу почувствуешь ее мерзкий вкус.

Что за тупые рефлексии, скажет человек, у которого все просто. Возьми себя в руки. Примерно то же самое говорят человеку в депрессии: возьми себя в руки, тряпка. Я успела почитать на эту тему. Некоторые люди не могут выйти из токсичных отношений годами, настолько у них сломлена воля. А когда… если все-таки выходят, зачастую нужна долгая работа с психологом. И все же я надеялась справиться сама.

Как показать, что не боюсь, дать отпор? Притвориться — не получится. Такие типы чуют, как собаки. По запаху. Значит, надо убить страх. Всего-навсего. Пустяковая задачка, правда?

В юности одной из моих любимых книг был «Театр» Моэма. Джулия Ламберт жила на сцене, а не в унылой реальности. Даже сопернице отомстила там же, на сцене, уничтожив ее как актриса, а не как женщина. Смогла бы она сделать это, если бы не чувствовала то, что полагалось по роли? Вряд ли. Ну и? Актриса я — или где?

Ох, скажите, пожалуйста, актриса! Дергать куколок за ниточки и пищать за них тоненьким голоском — великая актерская игра. Не совсем так. Заставить зрителя поверить в то, что кукла радуется и плачет, боится и торжествует, не проще, чем автору книги убедить читателя в том, что его герои живые.

Но как самой поверить в то, что не боюсь? Что может убить страх?

К утру ответ пришел сам.

Смех.

Не просто смех, а злой, ядовитый, способный унизить и растоптать. Тот, который может вывалять в грязи светлое, а трагедию превратить в фарс. Смех-убийца, простите за пафос. В кукольном театре, как и в дель арте, у героя всегда выделяется и подчеркивается одна черта. Мне нужно было взять главную черту куклы Федора и… размазать по асфальту. С первым проблема не стояла — все на поверхности. Со вторым…

Как ни странно, помог «Польвероне». Наверху сдали карты, и мне выпал крупный козырь. Вполне так старший офицер. Мы редко играли этот спектакль в театре, чаще возили на гастроли. И это была не моя роль. Но я все еще дублировала Светку Корнилову, которая надолго застряла в больнице с осложнениями после аппендицита. Для меня «Польвероне» стал знаковым, с особым смыслом.

В тот вечер в Саратове, когда мы его играли, я вдруг почувствовала что-то необычное в себе. Поворот к новому. Но появился Федор и не позволил мне пойти в ту сторону. Влез в трещину, только-только начавшую закрываться. И вот сейчас я пыталась вспомнить те ощущения после спектакля, которые — я не сомневалась! — могли бы мне помочь. Поверю, что больше не боюсь его, и у него больше не будет надо мной никакой власти.

Я представляла Федора жалким, слабым, нелепым. Как он пыжится, пытаясь понравиться женщинам, а те смеются над ним. Сочувствие? Ну нет. Разве что такое — брезгливо-снисходительное. Бедный-бедный глупый… Федечка. Я повторяла это имя снова и снова. С длинным «ф-ф-ф», сквозь выпяченную губу.

А еще у него очень некрасивый кадык, который мерзко катается под кожей вверх-вниз, когда он сглатывает слюну. И короткие пальцы. Бледные, с почти квадратными ногтями и волосками на средних фалангах. Отвратительные пальцы.

Так, стоп, это не пойдет. Стеба маловато.

Страшный-престрашный нагибатор с кадыком, похожим на застрявшее в глотке яйцо. Черный-пречерный властный властелин с коротенькими волосатыми пальчиками. И в трусах наверняка такой же… коротенький пальчик. И татуировка на нем: «Размер не имеет значения». Даже если и нет — неважно.

Постепенно страх начал бледнеть, размываться, терять очертания. И даже непонятно стало, как можно было всерьез воспринимать настолько ничтожного типа.

Тем не менее, один скользкий момент остался. Я полагала, что такие, как Федор, не склонны к физическому насилию, ограничиваются эмоциональным, но стопроцентной уверенности не было. Как удержаться на грани опасности, не спровоцировать его на неконтролируемую ярость? Что помешает врезать мне, чтобы потеряла сознание, и уволочь в машину? Да-да, женщине плохо, везу к врачу. Или просто заехать так, что потом понадобится пластический хирург?

Все эти мысли улетучились в одну секунду, когда я вышла и увидела Федора. Нелепого Федечку с кадыком под шарфом и коротенькими пальчиками. И когда покосилась вправо, где дышала живая темнота. Польвероне, солнечная пыль, вспыхнула во мне золотым шаром. Я стала Джулией Ламберт на сцене. Что я там говорила ему? Да не все ли равно.

А потом, когда он ушел, одарив на прощание убогим «сука», прислонилась к стене, чтобы отдышаться. Как будто стометровку пробежала, выложившись на мировой рекорд. Даже если не поверил и продолжит свои подкаты, главное — что поверила я. Что он смешной и жалкий. Может, опасный. Но все равно жалкий.

— Ладно, Водолей, выходи, хватит прятаться. Поехали куда-нибудь. Есть хочу страшно. Наверно, дракона сожрала бы.