Читать книгу "Ричард Длинные Руки - принц - Гай Юлий Орловский"

Он посмотрел на меня очень серьезно и встревоженно.

— Меня предупреждали, — сказал он осторожно, — что вы всегда умеете повернуть так, что в любом случае получается по-вашему. Да, вы можете оставить им жизнь, ведь с выжженными глазами, вырванным языком и отрубленными руками… тоже жизнь?

Я сказал в сердцах:

— Ваше преосвященство, вы чересчур подозрительны. Я обещаю, что в тюрьме с ними будут обращаться достойно…

— Достойно, — спросил он, — это как?

Я сказал сквозь зубы:

— Вы будете иметь возможность посещать их в тюрьме, чтобы посмотреть, в каких условиях их будут содержать. Это во-первых.

— А во вторых?

— Во-вторых, — сказал я надменно, — обещаю им свободу. Не сразу, и вообще не называю сроки, заметьте! Но как только увижу, что страна успокоилась, для мятежников откроются ворота тюрем.

Он спросил осторожно:

— Могу я поинтересоваться… о каких периодах времени вы говорите?

— Будьте спокойны, — заверил я, — до старости держать не стану. Если вы читали мою Великую Хартию прав…

Он медленно наклонил голову.

— Читал.

— И как?

Он ответил со вздохом:

— Если бы не разговоры, что вас ведет дьявол, то я бы сказал, что ничего более христианского я не читал… после Библии и работ отцов церкви.

— Спасибо, — сказал я. — Так вот, святой отец, вы же умный человек и понимаете, что лет через пять, а то и раньше, люди привыкнут к тому, что они свободные, и чувство достоинства будет не только у рыцаря, но появится и у простого кузнеца, если он, конечно, достойный человек. И тогда все эти мятежники, выпущенные на свободу, уже не смогут поднять мятеж, потому что за ними никто больше не пойдет так слепо и глупо, как пошли крестьяне сейчас.

Он слушал внимательно, еще внимательнее всматривался в меня, стараясь уловить, насколько искренне говорю, однако, как мне кажется, мои доводы крепче каменной стены крепости, возразить нечего, и он сказал с сомнением:

— Я все передам и… даже посоветую принять ваше предложение.

— Это не предложение, — сказал я резко, — это ультиматум!..

— Да-да, ваше высочество, я так и передам.

Через три дня, убедившись, что помощи ждать неоткуда, больше никто не откликнулся на призыв вышвырнуть захватчиков из герцогства, из крепости выехал на великолепном белоснежном коне один-единственный человек, но сэр Бредли сказал зло:

— Это и есть их главная сволочь.

За моей спиной на этот раз вместе с моими лордами стоят виконт Карл-Антон Боллейн и барон Константин Хайгелорх, последний пробормотал с сожалением:

— Как жаль, что он с ними…

Всадник некоторое время стоял неподвижно, я ждал, что пустит коня рысью в нашу сторону, однако ворота приоткрылись, выехал еще один, конь почти так же хорош, под пурпурной попоной и со стальным налобником, уздечка украшена серебром, а сам всадник одет подчеркнуто богато, что должно говорить о его высоком статусе.

Мы все затихли и ждали, а они уже в лагере слезли с коней и дальше пошли пешком, а справа и слева двинулись наши настороженные воины, поглядывая, чтобы их ладони не приближались к рукоятям мечей.

Я рассматривал обоих внимательно, стараясь заранее угадать, чего от них ждать, чтобы сразу повернуть переговоры в нужное мне русло.

Тот, что одет богато, это граф Эйтель Гехинген, богатейший землевладелец в этих краях, в столице у него пять домов, настоящие дворцы, а рядом с ним, как подсказали мне тихонько ламбертинцы, барон Фердинанд фон Изенберг, известный турнирный боец, умелый воин, успевший поучаствовать во всех войнах этого региона.

Граф Гехинген идет тяжело, неспешно, тоже присматривается и старается держаться так, словно он здесь полный хозяин, а мы так, заблудились в этих краях.

Смотрит исподлобья, он и сам тяжелый, хотя не приземистый, рост средний, но выглядит слишком грузным, что, однако, придает властности движениям.

Барон Изенберг, что идет рядом, напротив, чуть задирает голову, чтобы смотреть на всех свысока, даже выпячивает нижнюю челюсть, ну это понятно, сам проходил, стройный и подтянутый, чисто выбритый, только небольшие усы задиристо торчат в стороны.

Он красивым движением, словно танцор, уверенно сбросил плащ на руки одному из опешивших воинов, однако я заметил в его лице некоторое смятение, хоть и тщательно скрытое. Все-таки я не только завоеватель, к которому можно относиться с высокомерным презрением родовитого вельможи, но и принц, а это повыше титула герцога, выше которого не было в Ламбертинии даже у самого Блекмора…

Оба остановились на принятом этикетом расстоянии, но кланяться не стали, смотрят прямо и бесстрашно.

Я помедлил точно отмеренное время, произнес ровно и холодно, ни на дюйм не наклонив голову:

— Лорды…

Оба произнесли довольно хмуро:

— Ваше высочество…

— Ваше высочество…

— Лорды, — сказал я, — не могу сказать, что счастлив видеть вас. Разумеется, я весьма вами недоволен.

Граф Гехинген произнес с вопросом в голосе:

— Ваше высочество?

— Сопротивление бесполезно, — отрезал я. — Вы могли убедиться, что помощи вам не будет. Вообще я полностью контролирую королевство… да-да, если вы еще не слышали, это отныне королевство!.. Мои войска перекрыли все дороги, и практически все замки и крепости открыты для моих войск!

Граф Гехинген ответил с достоинством:

— И все же, ваше высочество, мы чтим закон и повинуемся ему. Законный сюзерен герцогства Ламбертиния — герцог Блекмор. И мы не признаем другого властелина.

Я произнес с гневом:

— Вы как будто не знаете, собрание лордов Ламбертинии лишило герцога трона, как человека, ради личных прихотей ввергнувшего страну в пучину бед и несчастий.

Он ответил так же четко:

— Я не был на том собрании и не признаю его решение легитимным.

Я тяжело вздохнул.

— Хорошо, граф. Это тот случай, когда в какой-то мере оказываются правы обе стороны. Одна больше, другая меньше, но какая из них какая — тоже вопрос дискуссии. Обычно это решается так, как решаем мы. В бою. И кто победил, тот и прав… Вы с этим согласны?

Он пожевал губами, я заметил, что барон Изенберг поглядывает на него с иронией, наконец граф произнес угрюмо:

— Мы вынуждены покориться силе.

— Все ей покоряются, — произнес я назидательно, — именно так устроен мир. Вы готовы сложить оружие?

Граф кивнул.

— Мы прибыли, чтобы обсудить условия сдачи.

— Капитуляция, — отрезал я. — Полная и безоговорочная!.. На милость победителя.