Читать книгу "Радость жизни. Философия стоицизма для XXI века - Уильям Ирвин"

Худшее, что можно сделать, когда вас кто-то злит, – выйти из себя, ведь гнев – серьезная помеха спокойствию. Стоики считали это чувство антирадостью, способной разрушить человеческую жизнь. Анализируя свои эмоции, я уделял гневу пристальное внимание, сделав несколько ценных наблюдений.

Во-первых, я в полной мере осознал, что гнев внутри меня живет собственной жизнью. Он может ждать своего часа в латентном состоянии, словно вирус, только чтобы ожить и испортить мне жизнь в самый неподходящий момент. Допустим, я пытаюсь очистить голову от мыслей на йоге и вдруг, как гром среди ясного неба, меня переполняет гнев из-за какой-то неприятности, случившейся много лет назад.

Во-вторых, я пришел к выводу, что Сенека заблуждался, утверждая, что в проявлении гнева нет ничего приятного[356]. В том-то и проблема: приятно выпустить пар – и неприятно копить в себе. Когда мы испытываем праведный гнев (то есть уверены в своей правоте и неправоте оппонента), так сладостно дать ему выход и выплеснуть на обидчика, чтобы тот почувствовал его на себе сполна. Иными словами, гнев похож на комариный укус: чесать приятно, сдерживаться нет. Расчесав укус комара, об этом обычно жалеют: зуд возвращается и усиливается, в ранку можно занести инфекцию. То же самое можно сказать и о гневе. Приятно отвести душу, но впоследствии наверняка придется пожалеть.

Вроде бы гнев (а лучше его симуляция), призванный изменить чье-то поведение, полезен: люди и правда реагируют на это. Однако я обнаружил, что мой гнев, как правило, не таков. Например, за рулем я периодически сержусь (оправданно, по-моему) на водителей, нарушающих правила дорожного движения, иногда даже кричу на них. Поскольку боковые стекла подняты, водители не слышат меня и не могут принять мои слова к сведению (и не начнут водить аккуратнее). Таким образом, даже если это и праведный гнев, он совершенно бессмысленный, ведь, выплескивая его, я лишаю себя покоя.

В других случаях я (праведно) злюсь на кого-то, но в силу обстоятельств не могу обрушить гнев непосредственно на этого человека, из-за чего у меня в голове начинают роиться темные мысли о нем. Опять же, эти переживания бессмысленны: они не дают мне покоя и никак не влияют на того, кто меня злит. Если уж на то пошло, они лишь усугубляют вред, который от него исходит. Разве оно того стоит?

Благодаря стоической практике я стал гораздо меньше сердиться на других водителей: теперь я кричу на них, наверное, раз в десять реже. Скверные мысли по поводу людей, которые когда-то задели меня, тоже приходят ко мне нечасто. А если и приходят, то не задерживаются в голове.

Поскольку гнев обладает упомянутыми свойствами (то есть может подолгу дремать в нас, а пробудившись, быть приятным), его трудно контролировать. Научиться этому – одна из сложнейших задач, стоящих перед практикующим стоиком. Однако вот что я подметил: чем больше вы размышляете об этом чувстве, тем легче им управлять. Однажды в очереди к врачу я читал трактат Сенеки о гневе. Доктор ужасно отставал от графика, я просидел в приемной почти час. У меня были все основания сердиться – и в прежние времена такая реакция не заставила бы себя ждать. Но поскольку я целый час читал о гневе, то понял, что просто не могу позволить себе рассердиться.

Еще я понял, что от гнева хорошо помогает юмор. Отличный способ не разозлиться – представлять себя персонажем абсурдистской пьесы: вещи в ней лишены смысла, люди не бывают компетентны, а справедливость если и имеет место быть, то по чистой случайности. Вместо того чтобы злиться на все это, я убеждаю себя посмеяться. А заодно представить, как воображаемый драматург мог бы сделать жизнь еще абсурднее.

Сенека был прав, называя смех адекватной реакцией на «то, из-за чего мы то и дело льем слезы»[357]. Как он подчеркивает, «не сдерживать смеха – это свойство более великой души, по сравнению с той, которая отвечает слезами даже на легчайшие переживания и не извлекает из такого устройства [человеческой жизни] ничего значительного, ничего серьезного и даже ничего достойного сожаления»[358],[359].

Стоики, как вы помните, советовали не только представлять неприятности, но и чинить самим себе неудобства в рамках программы добровольного дискомфорта. Сенека рекомендовал жить иногда как нищий, Музоний Руф – намеренно совершать дискомфортные поступки. Следование этим советам требует большей самодисциплины, чем другие стоические техники, поэтому лучше отложить их, пока вы не станете «продвинутым стоиком».

Мне доводилось экспериментировать с программой добровольного дискомфорта. Я не ходил босиком, как того требует Музоний, но прибегал к менее радикальным мерам: зимой легко одевался, не включал в машине обогреватель (а летом – кондиционер).

Я записался на йогу. Занятия улучшили равновесие и гибкость, напомнили о том, как важна физическая активность, и заставили острее осознать, сколь слабо я контролирую собственные мысли. Йога не только преподнесла мне эти и другие плюсы, но и оказалась прекрасным источником дискомфорта. Я скручиваю себя в позы, неудобство которых подчас граничит с болью. Например, сгибаю ноги до тех пор, пока их не начнет сводить судорогой. Тренер по йоге никогда не предупреждает о боли: вместо этого она говорит, что некоторые позы вызывают «слишком много ощущений». Она научила меня «вдыхать» тем местом, которое болит, что, конечно, физиологически невозможно, если речь идет о ноге. И все же эта техника удивительным образом работает.

Еще один источник дискомфорта (а также, конечно, развлечения и радости) – академическая гребля. Вскоре после того, как я начал практиковать стоицизм, я научился грести на гоночной восьмерке и стал принимать участие в соревнованиях. Мы, гребцы, летом окружены жарой и влагой, весной и осенью – холодом, ветром, иногда снегом. Порой нас окатывает водой с головы до ног. На руках возникают волдыри, потом мозоли (борьба с которыми – главное занятие профессиональных гребцов на суше).

Гребля приносит не только физический, но и эмоциональный дискомфорт. У меня появилось множество новых страхов, которые нужно побороть. Гоночные снаряды, в которых мы сидим, весьма неустойчивы: стоит дать им полшанса, они с радостью отправят гребца в воду. Мне потребовалось приложить немало усилий, чтобы перестать бояться переворачивания лодки (пережив три таких случая). После этого я начал работать над остальными страхами: грести в предрассветной мгле, стоя отталкиваться от причала или оказаться в нашей крошечной лодке (которая уже трижды предала меня) посреди озера в сотнях метров от берега.