Читать книгу "Олимпийские игры. Очень личное - Елена Вайцеховская"

О первом периоде своей работы Загайнов написал в конце восьмидесятых книжку «Поражение». Те мемуары стали поводом для нашего заочного знакомства. Любой литературный труд до его публикации в те времена было принято отдавать на рецензию человеку с именем. В качестве рецензента Загайнов выбрал моего отца, работавшего в то время директором научно-исследовательского института физкультуры. А тот, сославшись на занятость, перепоручил рукопись мне.

Личное знакомство состоялось чуть позже. Тогда Загайнов бросил: «Жаль, что нам с вами не довелось поработать, когда вы были спортсменкой. Я бы мог сильно помочь». На фразу маститого специалиста я самоуверенно хихикнула: «Если бы мне был нужен психолог, я бы вряд ли сумела стать олимпийской чемпионкой».

Надо отдать Загайнову должное: он умел быть фантастически обаятельным, располагая к себе всех без исключения окружающих. Много знал. Был способен по-настоящему мощно настроить спортсмена на выступление, научить концентрироваться. А главное, прекрасно чувствовал, насколько человек сам готов поддаться его влиянию.

В начале девяностых мне довелось делать с ним интервью. Скорее даже это был дружеский разговор, в котором Загайнов вдруг сказал:

– Я все больше прихожу к мнению, что профессии спортивного психолога как таковой не существует. Она искусственна. Спасский когда-то сказал мне: «Вы должны постоянно быть душевной проституткой». Приходится признать, что он прав. Ведь задача психолога – дополнять спортсмена, подстраиваться под него, часто жертвуя своим самолюбием и настроением. А это, знаете ли, довольно непросто: сочетать в себе функции священника – уметь выслушать исповедь, жалобу, нытье – и в то же время призывать к победе…

То интервью послужило поводом к первой трещине в наших отношениях. Прочитав его в газете, Загайнов проявил заметное недовольство:

– Я хотел говорить о другом, но вам удалось навязать мне свою линию беседы. Мне это не нравится.

Что именно не понравилось уважаемому мной специалисту, я поняла много позже. Это была самая первая фраза материала: «Он постоянно в ореоле славы. Правда – чужой».

* * *

Новость, что с Загайновым стала работать Тарасова, удивила настолько, что я даже растерялась. По моим представлениям, такой мощный тренер, как она, меньше всего могла нуждаться в психотерапевтических услугах. Когда мы встретились на чемпионате Европы в Лозанне за месяц до Олимпийских игр, я спросила об этом напрямую. И услышала:

– Мне не нужен психолог. Но я не могу во время соревнований войти в мужскую раздевалку. А значит, не могу исключить ситуацию, в которой моему спортсмену могут перед стартом наговорить гадостей, вывести его из равновесия. Поэтому я и пригласила Загайнова. Он сам кому хочешь что угодно сказать может. К тому же, Ягудин – такой спортсмен, которого нужно постоянно держать под контролем. Я и так провожу с ним очень много времени. От этого он слишком устает. Мы с хореографом Николаем Морозовым и Загайновым очень четко продумываем график каждого дня. Строим работу так, чтобы заниматься Ягудиным попеременно. Ну а все разговоры о том, что Загайнов способен загипнотизировать любого… Пусть говорят.

Положа руку на сердце, подобную позицию вряд ли можно было считать этичной. Однако в правила игры большого спорта она вписывалась прекрасно. Разговоры о гипнотизерском всемогуществе Загайнова передавались из уст в уста, дошли до Мишина, а тот необдуманно сказал об этом ученику. Похоже, Плющенко поверил этому всерьез. У него появился подсознательный страх. И, как следствие – неуверенность.

Но это случилось уже в Солт-Лейк-Сити. К тому времени отношения самой Тарасовой с Загайновым было трудно назвать идиллическими. Психолог постоянно устраивал истерики. Причем – по любому поводу.

– Поначалу я с большим удовольствием общалась с Загайновым, многое от него узнавала, но мы постоянно расходились в главном, – вспоминала Тарасова. – Он слишком рвался опекать Ягудина чуть ли не круглосуточно, стать для него незаменимым. Я же считала, что наша общая задача сделать так, чтобы в момент выступления Леше не был нужен никто. Ни я, ни мой помощник Коля Морозов, ни Загайнов. Чтобы Ягудин сам был стопроцентно уверен в своих силах.

Тарасова и Морозов сделали для этого все. Им блистательно удались программы. И особенно короткая – «Зима», которая вне всякого сомнения стала явлением не только сезона, но мужского фигурного катания в глобальном смысле. До начала Игр Ягудин выиграл все турниры, в которых принимал участие. И было понятно, что на этот раз он превзошел извечного соперника по всем направлениям.

Когда начались соревнования, к которым Ягудин действительно подошел в блестящей форме, действия Загайнова уже сильно смахивали на шантаж. За день до первого старта психолог потребовал, чтобы Морозова не было у борта. Иначе, мол, он вообще не придет на каток. Тарасова пребывала в шоке. По правилам Международного союза конькобежцев на переднем плане во время выступления разрешено находиться лишь одному, помимо основного тренера, специалисту. Но как сказать человеку, вложившему в подготовку спортсмена всего себя, что для него нет места? В то же время тренер понимала, что допустить скандал в группе, когда до цели остался заключительный шаг, значит своими руками похоронить всю проделанную работу.

Ситуацию спас Морозов. Сказал Тарасовой: «Пусть Загайнов стоит, где хочет. Для меня это не главное. Не обижусь. Лишь бы Лешка все откатал, как надо…»

Ягудин откатал. По сути, исход Игр оказался предрешен в короткой программе. Плющенко упал, не выдержав постоянной нервотрепки и давления. И эта единственная ошибка обошлась Евгению и его тренеру крушением всех надежд.

Там же, в Солт-Лейк-Сити, выиграв золотую медаль, Ягудин впервые дал волю публичным эмоциям. Когда Алексей Мишин, отвечая на чей-то вопрос, начал рассуждать о вкладе тренеров (и своем в том числе) в только что свершившуюся олимпийскую победу, заметил, что горд тем, что на пьедестале стоят два его ученика, Ягудин оборвал его на полуслове: «Эта медаль принадлежит только мне и Татьяне Тарасовой».

Глава 3. Скандальное признание

За день до этой победы в фигурном катании случилось первое ЧП. Едва успел завершиться финал спортивных пар, как все канадские журналисты объявили результат скандальным: российские фигуристы Елена Бережная и Антон Сихарулидзе победили с перевесом в один судейский голос. Такое в фигурном катании случалось нередко, и всегда, как водится, вызывало негодование проигравших, но ничего подобного тому, что происходило в Солт-Лейк-Сити, не мог припомнить никто.

Страсти продолжали сотрясать воспаленные умы даже спустя сутки. Ранним утром у еще закрытой двери офиса «СЭ» в пресс-центре я застала корреспондента канадского телевидения.

– Вы – русская? – обрадовался он. – Скажите, что вы думаете о вчерашнем финале?

Объяснений, что фигурное катание – субъективный вид спорта и нельзя требовать от людей одинаковых представлений о том, что уклончиво именуется «артистическим впечатлением», канадец, судя по выражению его лица, не принял.