Читать книгу "Опечатки - Терри Пратчетт"

Естественно, я думаю о будущем. Раньше был такой термин, как «убийство из милосердия». Кажется, он никогда не был прописан в законе, но в общественном сознании он существует до сих пор. Кажется, общество понимает его правильно.

Можно ли пройти мимо человека, которого поедает чудовище? А что делать, если ты не можешь отогнать тварь? Очевидно, что дать ему быструю и безболезненную смерть гуманнее, чем оставить на съедение.

И уж конечно, мы не станем класть чудовище в кровать вместе с человеком, прикрывать одеяльцем, а уже потом пытаться что-то с ним сделать. А ведь именно так мы и поступаем со «старческой» болезнью (моя программа распознавания речи постоянно пишет «маразм» вместо «деменция». Я много раз слышал, как люди неосознанно делали то же самое. Будучи писателем, я решил, что без угрожающих латинских корней болезнь кажется немного добрее).

Мой отец хорошо чувствовал общественные настроения. За день до постановки диагноза (рак поджелудочной железы) он сказал: «Если ты когда-нибудь увидишь меня на больничной койке, опутанного проводами и трубками, скажи врачам, чтобы меня отключили».

Годом позже я не смог этого сделать, хотя медицина оказалась бессильна, и его тело уже превратилось в поле боя между раком и морфином.

Не знаю, что тогда творилось в его голове, но почему мы должны через это проходить? Ему сказали, что у него есть год жизни. Год прошел. Он, человек практического склада ума, явно понимал, зачем его положили в хоспис.

Почему нам не дали окончить всё по-викториански? Может быть, на неделю-другую раньше, но мы бы успели сказать все слова любви, последние напутствия и поплакать до самого конца.

Это было разумно и по-человечески, а вместо этого вышло сюрреалистично. И это не вина врачей – они такие же заложники системы.

Но мой отец страдал от боли, а боль уже научились контролировать до самого конца.

Но я не знаю, что делать с чувством постепенной потери разума и рассудка, которое испытывают жертвы этой старческой болезни.

Мой отец был не из тех, кто любит привлекать к себе внимание. Я бы тоже не стал, если бы речь шла только о боли. Но дело не в ней.

Я наслаждаюсь жизнью на полную катушку и надеюсь заниматься этим еще довольно долго. Но когда на горизонте замаячит конец, я собираюсь умереть, сидя в кресле в своем саду, с бокалом бренди в руке и с Томасом Таллисом в айподе (потому что его музыка даже атеиста немного приближает к раю). Если у меня хватит времени, я возьму второй бокал бренди.

Ну и, поскольку мы в Англии, я добавлю, что в случае дождя устроюсь в библиотеке.

Кто скажет, что мой план плох? Что в нем не так?

Разумеется, во время дискуссий поднимаются важные вопросы. Кое-кто беспокоится, что жадные родственники будут «подталкивать» пожилых людей к эвтаназии. Если мы не найдем способа это предотвратить, я очень удивлюсь.

Вообще, судя по моему опыту, пожилого человека нельзя заставить сделать то, чего он не хочет. Старики знают свой разум как свои пять пальцев, и не любят, когда в этом сомневаются.

В целях безопасности можно, наверное, создать некий деликатный трибунал, который гарантирует, что запрос на эвтаназию подан добровольно, а не в результате давления или убеждения со стороны.

С моей точки зрения, с этой задачей прекрасно справятся коронеры. Все коронеры, которых я встречал, были бывшими юристами с большим жизненным опытом и знанием человеческой природы, людьми мудрыми и немолодыми.

Не знаю, правда, захотят ли они взять на себя такие обязанности, но этого и не узнать, если не попробовать – дело-то совсем новое.

Когда я только начинал работать журналистом, коронеры расследовали смерти детей от талидомида и ужасные катастрофы, и делали это хладнокровно и милосердно. Если их нынешние последователи так же внимательны и осторожны, я думаю, их участие снимет многие возражения.

А еще я предлагаю держать подальше от этих вопросов Социальную службу. Думаю, от нее будет мало пользы.

Мы совсем потеряли веру в мудрость обычных людей, включая, например, моего отца. В конечном итоге именно обычные люди должны принимать такие решения.

Кто-то наверняка скажет, что наша система здравоохранения не справится. Даже если предположить, что сейчас она со своими функциями справляется (большинство из нас принимает это на веру), через несколько десятилетий она всё равно рухнет, если в обществе не произойдут серьезные изменения.

Взгляните на цифры. За большинством стариков уже ухаживают люди, которые тоже достигли пенсионного возраста. Система здравоохранения скоро сойдет с ума, и NHS придется как-то решать этот вопрос.

Да, конечно, существуют дома престарелых, и их регулярно проверяют. Нам приходится верить, что инспектора работают добросовестно. Но знаете ли вы, как правильно выбрать себе дом престарелых? Какие вопросы надо задавать?

Если вы страдаете болезнью Альцгеймера или представляете интересы больного, спросили ли вы о «кормлении через трубку»?

Это способ насильственного кормления пациентов, которые отказываются от еды. Я сам только недавно услышал об этом и пережил несколько весьма красочных кошмаров. Речь идет о невинных и к тому же умирающих людях. Неужели кто-то полагает, что их нужно подвергать такой унизительной и болезненной процедуре?

Общество болезни Альцгеймера дипломатично назвало кормление через трубку «не лучшей идеей». Люди, которым я доверяю, говорят мне, что основная проблема ухода за больными состоит не в недостатке заботы и доброй воли, а в отсутствии специалистов, которые разбираются в специфических нуждах умирающих больных.

Я уверен, что никто не проявляет жестокость намеренно, но к нашей заботе о стариках нужен философский подход.

Нашему обществу следует определиться, придерживаемся ли мы принципа «жизнь любой ценой». У нас уже есть такая штука, как официальный «Индекс качества жизни». Я даже не знаю, что меня больше пугает – то, что он у нас есть, или вероятность, что его бы не было.

В первой книге о Плоском мире, опубликованной более двадцати шести лет назад, я сделал Смерть одним из своих главных героев. Я не изобрел ничего нового – смерть регулярно появляется в искусстве и литературе со Средних веков, и за многие столетия фигура Мрачного жнеца обрела своеобразный шарм.

Но Смерть Плоского мира необычен. Он приобрел популярность, потому что он – не убийца, как он сам много раз терпеливо объяснял. Убивают пистолеты, ножи и голод. Смерть появляется потом, чтобы утешить растерянных новичков, начинающих свое путешествие.

Он добр. Он же ангел, в конце концов. А еще его восхищают люди, наша постоянная борьба и то, как страшно мы усложняем свои и без того коротенькие жизни. Я разделяю его восхищение.

Не прошло и пары лет, как я начал получать письма про Смерть. Мне писали люди из хосписов, их родственники, сироты, больные лейкемией дети и даже родители мальчишек, разбившихся на мотоциклах.