Читать книгу "Лошадь. Биография нашего благородного спутника - Венди Уильямс"

Более тысячи лет люди, населявшие территорию будущего парка Нью-Форест, ладили с живущими здесь лошадьми и, заботясь о них, выпускали в лес свиней, когда начинали осыпаться желуди. Свиньи любят желуди не меньше, чем лошади, – и способны есть что угодно без вредных для себя последствий. Местные жители обычно выпускали в лес несколько сотен свиней, чтобы те успели «убрать» желуди прежде, чем до них доберутся кони. Такие партнерские взаимоотношения существовали в Нью-Форесте по меньшей мере тысячу лет.

Однако в 2013 году свиньи не справились со своей задачей. Желудей было столько, что их не смогло уничтожить даже удвоенное свиное поголовье.

Лошади ели желуди и погибали.

При всем разнообразии растительной пищи, которой питаются дикие кони – кустарником на американском Западе; прибрежной травкой на южном Атлантическом побережье; корой деревьев в конце зимы; приморской чиной на острове Сейбл, – кажется странным, что эти животные не развили в себе способности есть желуди. Вы скажете, что в худшем случае они могли бы приобрести инстинкт, запрещающий им есть плоды дуба. Однако этого не произошло. Причина может оказаться довольно простой: большую часть своей 56-миллионолетней эволюционной истории дубы и кони почти не пересекались друг с другом. Дубы не росли там, где паслись лошади, a если все-таки и росли, то в небольшом количестве.

Такое положение дел изменилось, когда льды оставили большую часть Европы[153]. Широкие дубравы распространились на северную часть континента. Подобное происходило и в Северной Америке. Дубы – деревья необыкновенные. Возникнув давным-давно на территории будущего Китая[154] в дни существования суперконтинента Пангеи, эти растения еще не были готовы выживать во многих существовавших тогда экосистемах, однако некоторые виды их достаточно медленно распространялись по планете. (Повесть о том, как дубы изменили мир, заслуживает отдельной книги. Во время «золотого века» североамериканских лошадей дубы соседствовали с ними, однако число их было невелико. Но когда лед растаял, эти деревья распространились повсюду[155].)

Около 14 млн лет назад в Ашфолле насчитывалось по меньшей мере двадцать различных видов лошадей. Неподалеку оттуда были обнаружены и окаменелые ветви дуба, свидетельствующие о существовании там этого дерева. Однако ученым известно, что подходящие для него условия продержались недолго. Вспомним слой селитры – рудяк, обнаруженный сразу над слоем, содержащим останки многочисленных лошадей (и одного дуба), и указывающий на некое «значительное засушливое событие», пользуясь словами Майка Ворхиса.

После этой засухи в Ашфолле осталось всего пять видов лошадей – и ни одного дуба.

Однако после таяния льда дубы появились в большом количестве. Они просто «рванули на север», как выразился Билл Стривер, биолог и автор книги «Холод» (Cold).Теперь на Земле росло более шестисот видов дубов. они представляют собой невероятно гибкие в плане приспособляемости растения. Желуди некоторых из них очень опасны не только для лошадей, но также для людей и других млекопитающих (за исключением свиней). На других видах дуба растут менее токсичные желуди, однако если съесть их в большом количестве, они все равно могут отравить животное.

Для лошадей ядовиты не только дубы. Крылатки белого клена, или псевдоплатана – широко распространенного дерева, – вызывают часто фатальную миопатию, дистрофическое поражение мышц. Американская хурма становится причиной колик; робиния вызывает сердечную аритмию; черемуха виргинская и черемуха поздняя приводят к смертельному отравлению цианидом. Лошади быстро приспособились к жизни на открытом пространстве, однако внезапное распространение лесов оказалось слишком серьезным фактором.

Распространение смешанных дубовых лесов, вероятно, стало одной из экологических перемен, повлекших за собой вымирание лошадей в Северной Америке и уменьшение их числа в Европе и отдельных частях Азии. Токсины способны нанести лошадиному организму ужасные повреждения даже в том случае, если животное переживет отравление желудями. У беременных кобыл, например, может случиться выкидыш, что существенно ограничит количество рождающегося молодняка.

Британский археолог Робин Бендри относится к числу тех крупных ученых, которые считают, что не охота, а именно климат и обусловленные им экологические изменения сыграли роль в исчезновении лошадей в Америке и сокращению их количества в Европе. «Мы уходим от гипотезы “блицкрига”, однако она словно окаменела в научной литературе, и ее трудно сдвинуть с места. Мы считаем, что было много нюансов, что нужно говорить о естественном увеличении и сокращении количества животных, об изменении условий обитания», – сказал мне Бендри, напомнив, что история жизни в Европе в те 5000 лет, что последовали за концом плейстоцена, известна нам крайне отрывочно, так что трудно сказать что-то определенное.

Действительно, наши знания об этом периоде в истории Европы имеют фрагментарный характер, однако они все же подробнее, чем сведения об истории Северной Америки того же времени. Доступная нам информация указывает на изменения климата, сдвигавшие экосистемы и покрывавшие густыми лесами прежде открытые равнины. Европа и Азия изменялись и в других отношениях. Земли, не занятые смешанными дубравами, часто затопляло медленно подкрадывавшееся море. Это хорошо проиллюстрировано в работе специалиста по палеоландшафтам Винса Гаффни, известного тем, что он восстановил географию Доггерленда, затопленной территории возле северного берега материковой Европы. Итак, лед таял, а уровень моря рос. Он, конечно, не достигал тех высот, которые имели место в эоцене, когда Европа превратилась в архипелаг, однако море «отъедало» заметные куски суши.

Чтобы ощутить масштаб перемен, полезно представить себе, какой была жизнь лошадей в Восточном полушарии до исчезновения льда. Примерно 17 тысячелетий назад Великая европейская равнина представляла собой открытое, богатое травой пастбище. В тысячелетия, последовавшие за последним ледниковым максимумом, когда примерно 20 000 лет назад языки льда протянулись с севера на юг на наибольшее расстояние, любой конь при наличии такого желания мог, не встречая особых препятствий, пройти от западной оконечности равнины, от современной Галисии, через всю Центральную Европу до Уральских гор. Далее животное могло обойти с севера Каспийское море и попасть в центр Азии. Пройдя монгольские степи, оно могло оказаться в Сибири и на Дальнем Востоке. На каждом участке этой дороги коня ждали хорошие пастбища и ровные степи. Лишь изредка высокие горные хребты могли преградить ему путь.