Читать книгу "Assassin’s Creed. Origins. Клятва пустыни - Оливер Боуден"

Отец сердито посмотрел на меня. Моя словесная атака продолжалась. Вместо своей привычной горячности я действовал спокойно и последовательно. Кажется, я кое-что перенял от Айи.

– А тебе не приходило в голову, что с гибелью Хемона нас перестали считать угрозой? Человек, атаковавший нас возле храма Хнума, вполне мог соврать своим хозяевам и сказать, что убил нас. Ему ведь главное – получить награду. Какие у тебя основания считать его добросовестным и неутомимым исполнителем? Отец, ты держишься за одну вероятность, а их может быть тысячи. За все годы убийца ни разу не попытался на нас напасть. Мы вообще его больше не видели. Сомневаюсь, что его охота продолжается до сих пор.

– Он очень хитер, – сказал отец, разговаривая не столько со мной, сколько сам с собой.

Глубоким дыханием Сабу гасил гнев и наконец-то слушал меня.

– И очень опытен.

Отцовское лицо помрачнело, словно на него упала тень. Тогда я не придал этому значения и лишь потом осознал истинный смысл увиденного.

– Однако наш противник больше ни разу не появлялся, – гнул я свою линию.

– Он терпелив.

Мы тоже. Иначе как еще назвать наше многолетнее добровольное изгнание?

– Отец, нам тоже пора возвращаться в Сиву.

Я был сосредоточен и решителен. Я знал: правда на моей стороне.

Отец замер, погрузившись в глубокие раздумья.

– Твое обучение еще не завершено.

Эта фраза утратила былое значение и произносилась по привычке. Во всяком случае, так мне казалось. Но у меня было убеждение, заимствованное у Хенсы и Айи. Оно помогало спокойнее относиться к подобным отцовским заявлениям. Всегда можно научиться чему-то новому. Поэтому мое обучение никогда не кончится.

– Его можно завершить в Сиве, – невозмутимо возразил я. – Когда я снова буду рядом с Айей.

– Негоже, чтобы те, кого ты берешься защищать, видели огрехи в твоем обучении.

– Тогда продолжим обучение втайне.

Я не понимал отцовского упрямства. Если долгие годы даже я не знал, что мой отец – меджай, жителям Сивы это тем более было неизвестно. Мы легко могли объяснить, что я продолжаю обучаться, чтобы занять должность мекети.

– Сива столько лет остается беззащитной, – высказал я еще одну тревогу, не дававшую мне покоя. – Все эти годы мать живет совсем одна. Представляю, как она беспокоится за нас.

– Без тебя знаю! – отрезал отец, но в его голосе не было огня. – Что бы ты мне ни говорил, в Сиву ты вернешься только полноценным меджаем.

Это возражение тоже не имело прежней силы. Привычные слова о моей неготовности, отцовское упрямство, и не более того. Я вдруг увидел отца намного яснее, чем прежде, и вдруг понял правоту слов Хенсы. Отец любил меня. Любил по-настоящему, хотя проявлял свои чувства на редкость жестоким образом. И по матери он невыносимо скучал, даже если за все годы ни разу вслух о ней не вспомнил.

И еще Сабу очень боялся всего, что может случиться со мной, когда я надену плащ меджая. В чем-то Айя была права: отец удерживал меня, одновременно удерживая и себя.

– Так в чем дело, отец? Объяви меня полноценным меджаем.

Отец посмотрел мне в глаза. Искренне, позволив увидеть больше, чем раньше. Он выглядел постаревшим и уставшим, но я заметил и другое: гордость за меня.

– Сын мой, ты близок к этому. Невероятно близок. Я вижу, как много Айя значит для тебя. Я был упрям. Я скучаю по твоей ма…

Он прервал себя на полуслове, печально встряхнув головой.

– Давай упражняться. Я хочу увидеть и оценить твою подготовленность. Быть может, тогда обсудим и возвращение домой.

Я упражнялся под утренним солнцем, продолжая размышлять. Что сейчас двигало моим усердием? Желание стать меджаем или желание поскорее увидеть Айю? А может, то и другое сразу? И так ли уж несовместимы эти желания, как думалось отцу? Я пока и сам не был уверен, но чувствовал, что однажды смогу их уравновесить.

Еще никогда я не упражнялся с таким усердием, как в это утро.

54

Айя гордилась своей наблюдательностью, однако сейчас ее голова была забита другим. Потому вначале она не проявила достаточного внимания к людям, встретившимся ей у водопоя.

Айя их заметила, однако не сумела сразу распознать исходящую от незнакомцев угрозу. Можно сказать, она лишь смотрела, но не видела их по-настоящему. Девушку не насторожили шрамы на их коже и угрюмое выражение лиц. И косые взгляды, бросаемые на ее лошадь, тоже прошли мимо нее, равно как и приглушенные голоса незнакомцев, их влажные губы и оценивающие глаза…

Потому что в данный момент ее волновали совсем иные вопросы. Начать с того, что ее мутило, по-видимому, из-за обезвоживания. А еще Айя постоянно вздыхала, снова и снова воскрешая в памяти ее разговор с Байеком. Ее мучили запоздалые раскаяния. Ведь за эти годы тренировок она могла столько ему рассказать, но вместо этого держала невысказанным внутри себя.

Странно, что Айя почти разучилась искренне разговаривать с Байеком, хотя они и стали ближе, чем прежде. Если бы юноша сейчас ехал рядом, он бы наверняка утешил свою возлюбленную: «Айя, зачем ты так много вздыхаешь? Мы во всем разберемся. Раньше это у нас получалось, получится и сейчас. Все будет хорошо». Он бы ее убедил, что меньше всего ей сейчас нужно думать о вздохах. Байек обратил бы ее внимание на что-то более привлекательное. На замыслы, которые они строили. На хитроумный маневр, изученный сегодня утром. А может, он просто показал бы ей птичку, порхающую в небе. Байек умел преподносить обыденные вещи как настоящие чудеса. Можно ли вздыхать, если в окружающем мире скрыто столько всего удивительного? И как вообще она может вздыхать, когда они вместе?

Только, увы, Байек сейчас не ехал рядом с ней, и его лошадь не приноравливалась к скорости ее лошади. Байек не стоял с поднятым мечом, настойчиво убеждая Айю продолжать утомительные занятия. Не сидел у костра, поедая то, что принесла им дневная охота, и не забывая улыбаться. Некому было сейчас отвлечь Айю от тягостных мыслей о тете, которую девушка отчаянно надеялась застать живой. А может, боги приготовили ей подарок и, приехав в Сиву, она увидит Херит совсем здоровой.

Все просто: отсутствие Байека – вот какой была настоящая причина для вздохов несчастной девушки.

Кто знает? Быть может, вздохи удерживали ее от какой-нибудь глупости вроде возвращения назад. Одновременно тоскуя по Байеку и тревожась о здоровье тети, Айя замечала в окружающем мире только признаки взаимодействия между двумя близкими по духу созданиями. Невинную мордашку ребенка, топающего по речному мелководью к матери. Бегемотиху с детенышем. Страстно целующуюся влюбленную пару. Старика с добрым морщинистым лицом, куда-то едущего на верблюде и смеющегося шуткам своего молодого спутника – погонщика воловьей упряжки.

И потому Айе оставалось лишь одно – ехать дальше, что она и делала. Дорога пролегала по берегу Нила. Порой крестьяне, работавшие на окрестных полях, и путники, что шли и ехали навстречу, оглядывались на нее и пытались угадать, куда же едет эта молодая женщина, густо покрытая дорожной пылью, с тугой косой и грустным лицом.