Читать книгу "Мировая история в легендах и мифах - Карина Кокрэлл"

— Нет уж, если рисовать, василевс, — рисуй все как есть, со всеми эфелидами! А то кто-то другой получится, не я.

Они опять остановились напротив друг друга — огромный этериарх и маленький император. Феодор заметил, что у василевса Константина — смешной непокорный чубчик на макушке, как у взъерошенного воробья. А когда ребенок говорил, на шее под тонкой полупрозрачной кожей билась синяя жилка…

Ну, отведет он это дитя на поругание. А скорее всего, на погибель… не дав даже повидаться с матерью. Она хоть и императрица, но все-таки мать. Поди, измучилась, не зная, что с сыном и жив ли он. А потом? Потом ведь с этим, со всем этим, надо будет жить! С Тавурминой, с теми, кого бросил на Плескове… Может, и перемелет все это его память, а вдруг — не перемелет? И как — тогда?

И этериарх варяжской гвардии Вуколеонского дворца принял решение:

— Пошли, василевс!

Мальчик тяжко, по-стариковски, вздохнул и поплелся следом.

Но Феодор внезапно изменил маршрут, резко повернул налево и быстро зашагал по пустому, гулкому как колодец двору, окруженному колоннадой грязно-розового мрамора. Мальчишка изо всех сил старался поспевать за ним.

Они подошли к высокой стене. У стены росла и до самого ее верха дотягивалась огромная старая глициния. Она, наверное, уже отжила свой век, потому что даже живых почек на ее мощных, толстых стволах почти не было, несмотря на весну, а только множество узловатых старческих пальцев тянулись из земли, цеплялись, словно в агонии, за серую стену.

— Лезь, василевс!

— Куда? Зачем? К лекарям ведь — в другую сторону…

— Мать… Императрицу Зою — хочешь повидать, игемон?!

— Этериарх, миленький!! — заорал мальчишка и, забыв про высокомерие, бросился к варягу с объятьями. Вдруг остановился: — А тебе позволено это? Не отрубят голову?

— Отрубят… — Феодор усмехнулся— Всё отрубят. Если нас поймают. Если… Ты лезь, да поживей… Давай подсажу… Багрянородный!

Тот не двигался с места.

— Так как же ты… если отрубят?..

— Я ведь варвар?

Мальчишка кивнул.

— Ну, а варваров никому не понять, — прищурился Феодор, подсаживая ребенка на глицинию.

Мальчишка, вполне удовлетворенный его доводом, начал проворно карабкаться вверх.

…Похожая на хрупкого подростка, маленькая, очень белокожая, простоволосая, босая женщина в темной одежде сидела на полу, обхватив руками колени, как делают отчаявшиеся дети. В ее позе была энергия сжатой пружины.

И вдруг «пружина» моментально распрямилась: женщина услышала шаги. Потом замерла с поднятой головой, словно боясь поверить и вспугнуть видение…

А сын уже обнимал ее за шею, щебетал что-то жалкое и радостное одновременно, вытирая рукавом слезы, совершенно обычный константинопольский мальчишка!

Феодор не сразу узнал императрицу. Скулы ее выступили сильнее, резче, заостренные тревогой, как острым резцом. Все, что оставалось от той, царственной Зои из горнего мира, — осанка и гордо посаженная голова. И глаза: два несущих беду солнечных затмения.

Глядя на мать с сыном, глупый варяг чуть сам не растрогался. Он почувствовал, что сделал хорошее, правильное дело.

— Меня хотят… оскопить по приказу дяди… Я ничего не сделал… я ни в чем не виноват… Он тряс меня… за что? Этериарх меня к лекарям вел… Мы убежали… — лихорадочно частил Константин. — Ты веришь… Ты веришь, что я ни в чем не виноват?.

И Феодор увидел, как съежилась опальная императрица, как отстранилась от сына, встала. И подняла на этериарха свои черные омуты. И шепотом, одними губами спросила:

— Он приказал?

Феодор утвердительно кивнул.

Зоя подошла к окну, погрузилась в скорбное раздумье.

Сын приник к ней, боясь отпустить хоть на миг. Зоя все стояла, замерев.

«Все равно ведь изведут и игемону, и мальчишку. Рано или поздно», — думал Феодор, глядя на приникшего к бессильной матери Константина. Оба были жалкие.

Где-то далеко внизу добродушно рокотал прибой. И Феодор знал, что сделает сейчас еще более правильное дело.

— Василевса можно спасти. Тебя можно спасти, игемона. На пути к Городу царь болгарский Симеон с тысячным войском. Я выведу вас обоих из дворца за Железные Ворота, в гавань Юлиана, я знаю там верных людей. Надежных, верных людей, игемона. Царь Симеон, болгарин, даст вам убежище. Вы будете у него в безопасности.

Это был не такой уж безумный план. Этот план зародился у этериарха, пока он шел с мальчишкой по Вуколеону, и окончательно созрел, пока они карабкались по глицинии.

Этериарх и на самом деле представить себе не мог, с каким удовольствием и почестями принял бы болгарин и опальную императрицу, и порфирородного мальчишку. Василевс Александр на глазах у всех бросил на пол и топтал в Магнавр-ском дворце верительные грамоты болгарских послов. Честолюбивый, образованный царь Симеон, сын царя Бориса, давно желал не только отплатить императору-пьянице за его безобразную выходку, о нет, не только! Великий болгарин планировал ни много ни мало — заменить Pax Byzantina[132] на Рах Bulgarica[133], а для этого нелишне было бы породниться с Македонской династией. У Симеона для этого имелась подходящая дочь.

Мать и сын обернулись Феодора и рассматривали этериарха так, словно он только что неожиданно возник перед ними. Феодор поневоле заметил одинаковость выражения их глаз:

«Какой варварский выговор!» — подумала императрица Зоя. И посмотрела на этериарха:

— Бежать? Оставить столицу им — Александру и Николаю? — произнесла она брезгливо, без титулов. — Бежать — к болгарину, который идет на мою столицу с войском? Просить у него помощи? — Зоя осторожно высвободилась из объятий сына, не замечая его молящих глаз. — Нет, этериарх. Это — слишком дорогая цена. Слишком дорогая цена.

Константин смотрел обреченно.

Внезапно Феодора осенило:

— Ты не веришь мне, игемона. Думаешь, я подослан, чтобы уличить тебя. Да покарает меня Иисус Христос и все боги, какие только есть на свете, но… — Он осекся, увидев, как недоумение высоко приподняло ее брови, сразу понял, что сморозил несусветную глупость. И замолчал.

— Даже если ты и не подослан, этериарх, знай: ромеи[134] никогда не примут императора, который искал себе поддержки у варварского, вражеского, войска. Никогда.

— Тебе, василисса, грозит насильный постриг, сыну твоему — оскопление…

— На все воля Божия. Кто приказал тебе привести ко мне сына?