Читать книгу "Майя. Загадки великой цивилизации - Дэвид Дрю"

Не всегда можно узнать, чем закончились конфликты между майяскими городами-государствами или группами городов, в связи с отсутствием информации. Что касается юкатанских войн, хорошо известны и задокументированы последствия вторжения в Тикаль. Местного правителя принесли в жертву, центр города разрушили, а на жителей наложили дань — как материальную, так и в рабочей силе. Однако свидетельств, что город оказался надолго оккупирован или что там поселилась чужая администрация, не обнаружено. Тем не менее, в результате катастрофы в Тикале власть перешла к новой династической линии, более лояльной к захватчикам. Таким образом, локальная автономия в известном смысле сохранилась, но экономическая и военная мощь города, конечно же, надолго ушла в небытие. Потерпев неудачу в войне, Тикаль понес и символическое наказание — запрет на строительство каких-либо монументов. В общем, судьба Тикаля оказалась совершенно типичной для любого поверженного майяского города. Калакмуль, город-победитель, не имел физических или бюрократических ресурсов «проглотить» такую большую (и в прямом и переносном смысле) добычу, как Тикаль, присоединить его к себе. Мы не знаем примеров, когда какой-либо даже самый удачливый город майя непременно хотел бы создать большую, хотя бы в масштабах Юкатана, империю. Исследователи Мартин и Грубе обращаются за примером к империи ацтеков, куда более организованной, нежели любое государственное образование майя, но и там дело ограничивалось лишь номинальной властью над множеством царьков и деревенских вождей и традиционным наложением дани. Ничего похожего на прибытие чиновников из Теночтитлана, которые стали бы руководить вновь покоренными государствами, они не обнаружили. То есть победителей вполне устраивал регулярный сбор дани.

После вражеского вторжения Тикаль пришел в упадок, к тому же Калакмуль окружил его поясом вассальных, недружественных к Тикалю городов, таких как Караколь, Эль-Перу, Наранхо, Канкуэн и Дос-Пилас. Но с течением времени отношения между соседями менялись, даже в самых крепких альянсах случались трещины, да и сам Калакмуль становился другим. Цари отдавали своих дочерей замуж за чужих принцев, а дружеские отношения между бывшими соседями сменялись враждой.

Антрополог Роберт Карнейро сравнил политическое брожение в мире майя с тем хаотичным движением, которое происходило примерно в это же время в далекой англосаксонской Британии в эпоху Гептархии (семицарствия). На Альбионе между VI и VIII вв. три королевства — Ист-Англия, Мерси и Нортумбрия беспрестанно боролись между собой за место под солнцем. Фактически ни одному королевству не удалось объединить всю Англию. На какое-то время в VII в. это удалось сделать нортумбрийцам, но через столетие они уступили пальму первенства мерсийцам. Пока одни правили Англией, другие платили им дань звонкой монетой либо скотом. Кто-то периодически становился сюзереном, а кто-то вассалом — все менялось в связи с очередной смертью «сильного мира сего». Очередная «империя на час» исчезала, как туман. Такой же эфемерной оказалась великая, какой она себя считала, империя ацтеков, рассыпавшаяся, как карточный домик, под хитрым и наглым натиском нескольких сот испанских конкистадоров с их «диковинными» существами-лошадьми и «громоподобным» оружием — примитивными ружьями.

Калакмулю так и не удалось искупаться в имперских лучах славы, и по мере его увядания снова стал укрепляться Тикаль. Возможно, этот город и вернулся к своему величию, но, как написали Мартин и Грубе, «дни супергородов и больших военных альянсов были сочтены». Тексты повествуют еще об одном соперничестве между Тикалем и Калакмулем в 740-х годах, но это было начало конца двух великих городов. Англии в связи с угрозой вторжения викингов в конце концов удалось объединиться. Майя этого сделать не смогли, и, как результат, прекрасная древняя цивилизация исчезла навсегда.

Глава 6 ЛЮДИ И БОГИ

В этой главе мы попытаемся подробнее осветить те элементы культуры майя, которые называются верованиями народа, или религией, — то, что является каркасом, основой любого развитого общества. О верованиях майя времен классического периода мы знаем даже больше, чем о повседневной, будничной жизни народа. К сохранившимся письменам, из которых мы черпаем львиную долю информации о той эпохе, мы можем добавить кое-что из кодексов постклассического периода. Хотя записанные там сведения датируются временем, непосредственно предшествовавшим испанскому завоеванию, к отображенным там фактам следует относиться с известной долей осторожности; наличие хоть каких-то дополнительных сведений о майяском обществе — блестящий подарок для ученых. В кодексах весьма ощутимо влияние письменных летописных традиций Центральной Мексики, и, значит, выполнены они подробно и обстоятельно. В них собрана вся многовековая мудрость майя, их воззрения, их отношение к окружающему миру и многие свидетельства, подтверждающие особую приверженность майя к математике, астрологии и летоисчислению. Испанские хронисты и майяские авторы раннего колониального периода уделяют много внимания религиозным традициям и практикам майя, которые, как им кажется, существовали и в более древние времена. Их предположения и даже уверенность основаны на наблюдениях за современными крестьянами-майя, за тем, какие ритуалы и традиции они соблюдали.

Собранные воедино, все эти сведения, наблюдения и доказательства демонстрируют нам, что религия майя основана на восприятии мира, которое разительно отличалось от восприятия окружающего мира современными им народами Старого Света.

Страница Мадридского кодекса

Так, они не видели существенного отличия между повседневным, материальным миром, в котором живут люди, и сверхъестественным миром богов и духов. Всякое одушевленное существо и неодушевленный предмет и даже абстрактное понятие, по верованиям древних майя, наполнены сакральной сущностью или энергией. Эту энергию они видели в небесных явлениях, погодных феноменах и в силах, управлявшихся из подземного мира. Майя считали, что в той или иной степени энергия-сущность, называемая к’улель, или ч’улель (в переводе означает «священство», «божество»), присутствует в человеке. Часто иероглиф «к’улель» встречается в выражении «к’уль ахау» — то есть «божественный властитель». Притом майя верили, что божественная сущность любого живого существа находится в его крови.

Несомненно, по представлениям майя, сакральная сущность присутствовала в элементах окружающей природы и ландшафте. Священными считались источники, озера, реки, ручьи и даже пещеры. Некоторые места стали для майя центрами паломничества, как например, Священный Сенот[2] в Чичен-Ице или огромная, покрытая рисунками пещера Нах-Тунич в юго-западном Петене. Эту пещеру посещали правители и знать Калакмуля, Караколя и других важнейших городов майя. Археологи нашли здесь множество захоронений позднеклассического и постклассического периодов, однако пещера к моменту ее обнаружения в 1979 году была разграблена. Вообще, пещеры, представлявшиеся майя разверзнутыми пастями земных чудовищ, считались входами в Шибальбу, то есть в царство мертвых. Горы также были объектами поклонения, их майя считали проводниками в мир небесных богов, «ответственными» прежде всего за дожди, а значит, и за само сохранение жизни на земле.