Читать книгу "Уникальный экземпляр. Истории о том о сём - Том Хэнкс"

— Бейб Рут. В Кливленде. — Джей-Джей чуть не подавился. — Распятие Иисуса Христа.

— Он уже четыре раза возвращался, только без меня. Достало, честное слово, — пожаловалась Синди. — Все считали, будто мы — отец и дочь.

— Завтра опять собираюсь. — От этой мысли Берт улыбнулся.

Теперь Джей-Джей смеялся в голос:

— Тридцать шесть миллионов долларов! Берт, за полсуммы я устрою тебе встречу в райских кущах с Адамом и Евой да еще проведу голышом по чистилищу. А ты просто положись на меня и поверь, что я это проверну.

— Мой муж охотно переселился бы в тридцать девятый год, — сказала Синди, — но ему отводится только двадцать два часа.

— Почему именно двадцать два? — не понял Джей-Джей.

— В пространственно-временном континууме длина волны конечна, — объяснил Берт. — Перемещаться по отраженным сигналам возможно только в пределах этого ограниченного времени.

— Нам выдают бумажные деньги и мелочь старого образца, — сказала Синди. — Я купила крохотную позолоченную космоиголку и шар.

— "Трилон" и "Перисферу"{70}, — уточнил Берт.

— Как скажешь. Но когда мы проснулись, мои покупки рассыпались в прах.

— Всему виной молекулярная сингулярность.

Берт не пристегивал ремень безопасности. Зачем? Это же его личный самолет. И к черту Федеральное управление гражданской авиации.

— А почему, вернувшись в прошлое, нельзя изменить историю? — полюбопытствовал Джей-Джей. — Например, убить Гитлера?

— На Всемирной выставке в тот день Гитлера не было. — (Низкошумовой лайнер пошел на снижение, земля летела им навстречу. Шарнирные механизмы реагировали на малейшее изменение угла и вскоре должны были обеспечить вертикальную посадку на крыше дома 909 по Пятой авеню.) — К тому же это не меняет дела.

— Как это "не меняет дела", черт побери?

— Одномерные касательные, — ответил Берт, разглядывая внизу Центральный парк, не слишком изменившийся с тридцать девятого. — Есть бесконечное множество касательных, но все мы существуем только в одной.

Джей-Джей покосился на Синди. Та лишь пожала плечами: ну, что возьмешь с этого старика?

— Ему нравится узнавать, каким виделось будущее. А зачем? Мы ведь живем в этом самом будущем, — сказала она.

Через двенадцать минут Джей-Джей уже мчался вдоль ховер-линии на личном автолете к своему частному острову в проливе. А Берт и Синди с посадочной площадки на крыше спустились на личном лифте и располагались у себя в пентхаусе, занимавшем этажи с девяносто седьмого по сто второй.

Синди мгновенно переоделась в новый наряд, выудив его из гардеробной. Собирались они на двадцатипятилетие Кик Адлер-Джонсон и приватный голографический концерт "Роллинг стоунз". Берт на дух не переносил Кик Адлер-Джонсон, хотя уважал ее мужа, Ника, сколотившего состояние покупкой прав на воздух и воду по всему миру.

К тому же в две тысячи девятнадцатом, когда он еще был женат на Одри — третьей по счету супруге, "Роллинги" живьем играли на корпоративной рождественской вечеринке. Он предпочел бы остаться дома, но Синди ничего не хотела слышать.

Берт мечтал переместиться во времени прямо сейчас, прокантоваться до утра, а потом рвануть на выставку тридцать девятого, которая дарила так много надежд на будущее этого мира, каким он мог бы стать.

В тот раз, впервые попав в прошлое на именинные торжества, Синди, облаченная в старомодное платье, чувствовала себя полной идиоткой. Берт же, в двубортном костюме, заказанном в ателье "Хронометрических приключений", был как в раю. Каждую секунду из двадцати двух часов, проведенных в тридцать девятом, он готов был восхищаться чем угодно. Каким же маленьким казался Нью-Йорк! Здания совсем невысокие, поэтому горизонт был куда шире, на тротуарах всем хватало места, а личный автотранспорт и такси поражали своими размерами. Таксисты выходили на линию при галстуках и сетовали на заторы в направлении парка Флашинг-Медоуз{71}, но если это называлось заторами, Берт не возражал бы в таких и постоять.

Главные объекты Всемирной выставки — высокий "Трилон" и огромный шар под названием "Перисфера", два уникальных архитектурных шедевра, — сверкали белизной на фоне бескрайнего синего неба.

Авеню Патриотов и авеню Первопроходцев воспринимались как нешуточные расстояния, и (подумать только!) для Железных дорог и Пароходов — достижений научно-технического прогресса, которые требовали двигателей размером с его "Тихоню", — был отведен весь теннисный стадион! На выставке демонстрировались огромная пишущая машинка "Ундервуд", Водная феерия и Электро — механический человек, который умел не только ходить, но и складывать числа на своих стальных пальцах! При этом Берт и Синди нигде не стояли в очереди, поскольку "Хронометрические приключения" выдали им ВИП-пропуска.

Территория выставки содержалась в безупречном порядке. Легкий бриз покачивал флаги и вымпелы. Хот-доги стоили пять центов. Посетители приходили на выставку одетыми с иголочки, а некоторые женщины даже натянули перчатки. Большинство мужчин были в шляпах. Берт хотел осмотреть весь "Мир завтрашнего дня", но Синди в уродливых туфлях чувствовала себя некомфортно, а к хот-догам вообще не прикасалась. Уйдя с выставки около трех пополудни, Берт и Синди посидели в баре, а потом перешли в ресторан отеля "Астор" на Таймс-сквер. К тому моменту, когда они вернулись в номер 1114 для "Прогрессии" — путешествия вперед во времени, Синди захмелела, устала и едва не отравилась вездесущим табачным дымом.

Спустя две недели она загрузила свору подружек в "Тихоню" — и полетела с ними в марокканский спа, отпустив Берта еще на двадцать два часа в тридцать девятый год. Там Берт вызвал Перси, официанта из команды обслуживания в номерах, и заказал утренний кофе на одного. Позавтракал в одиночестве в роскошном кафетерии отеля "Астор" прямо на Таймс-сквер. На такси его возил тот же самый шофер в галстуке. Один, Берт прошелся по всем павильонам выставки, которые ранее пропустил: заглянул в "Город будущего" и на Электрифицированную Ферму; пообедал в куполе "Хайнц", осмотрел Храм Религий, отдал должное раю трудящихся — Союзу Советских Социалистических Республик. Прислушиваясь к разговорам, он выяснял для себя пристрастия посетителей, отмечал отсутствие бранных слов и яркие цвета одежды: в сплошном черном не пришел ни один человек. Сотрудники выставки с гордостью носили свои разнообразные униформы. Но что правда, то правда: курильщиков было множество.