Читать книгу "Воссоединение - Эми Сильвер"

Только в последнее время он уже не был в этом уверен. Не то чтобы она давала ему повод надеяться. Она его не поощряла. Во всяком случае, до сегодняшнего дня, если можно считать поощрением приглашение побыть с ней, пока ее парень находится в отъезде. Конечно, можно, разве нет? Но он не был в этом уверен. Он так давно был в нее влюблен, что уже сам не знал, не приписывает ли он ей несуществующие мотивы, не вкладывает ли несуществующий смысл в ее слова и взгляды.

Все эти мысли побуждали его писать. Хотя Джен не знала, о ком на самом деле он пишет. Девушка в рассказе, которую любит, но не может заполучить герой, была хорошо замаскирована. Дэн дал Джен понять, что этот образ основан на образе девушки из колледжа по имени Кара Николсон, которая оставила его ради выпускника Хэрроу, имеющего трастовый фонд и семейное шале в Шамони. Джен незачем было знать, что ему начхать на Кару Николсон, что ни к одной из своих девушек или мимолетных увлечений в колледже он не чувствовал и одной десятой того, что чувствовал к ней.

Он хотел поговорить с Джен о киносценарии, но не был уверен, что сможет поддержать обман, что она его не раскусит. Поэтому когда она спросила его в тот день: «Как идет сценарий?» – он ответил: «Неплохо» – и тут же сменил тему. Она тогда посмотрела на него со странным выражением (или, быть может, ему это только показалось?), потому что он никогда не упускал случая поговорить о своих писаниях, но не стала уточнять.

Ему хотелось поговорить с ней о сценарии, потому что она стала для него как бы тестовым слушателем. Почему-то ему никак не удавалось заставить вторую часть фильма (где шла речь о неразделенной любви) состыковываться с первой (слегка беллетризованным рассказом о его детстве, о смерти матери от рака, когда ему самому было восемь лет и он остался на попечении отца, страдавшего маниакально-депрессивным психозом). Он был совершенно уверен, что это должно сработать, только по какой-то причине тон первой части дисгармонировал со второй.

Но он не мог позволить себе заговорить о так называемой Каре, а в реальности Джен, из опасения себя выдать. В любом случае разговор давно уже ушел далеко от работы, он затронул друзей и их планы на лето, а сейчас дрейфовал в сторону еще более рискованной темы.

Она рассказывала ему о своих проблемах с Конором, о ссоре, которая у них произошла, и о том, как в последнее время он ее расстраивает. О том, как ей кажется, будто все движется как-то уж чересчур быстро, о том, как это ее пугает и как она чувствует, что теряет контроль.

Это был не первый случай, когда она жаловалась ему на Конора, и ему это не нравилось. Он не хотел этого слышать, потому что это наполняло его надеждой, а с другой стороны подавляло, потому что он любил Конора. Конор был таким другом, который в лепешку расшибется ради него, ради любого из них.

Ей не следовало говорить с ним о Коноре. Но, с другой стороны, ей следовало говорить с ним о Коноре, потому что Дэн ее друг, а друзья должны выслушивать, как человек стонет и жалуется на свои любовные отношения, когда все идет не так гладко, ведь правда? Она не должна узнать, какие чувства в нем вызывает. Между ними ничего нет, никогда не было.

Сейчас, когда пальцы их ног соприкасались, между ними в буквальном смысле ничего не было, никакого пространства, никакого расстояния. Он мог бы протянуть руку, если бы осмелился, и дотронуться до ее лица, провести большим пальцем по ее соблазнительной нижней губе, обхватить рукой ее красивую, длинную, цвета слоновой кости шею, притянуть к себе ее лицо, поцеловать.

– Дэн? Я тебя утомляю?

– Что? Нет! Я просто думал, понимаешь… – Он не мог к ней прикоснуться, не мог ее поцеловать. – Я думал, что, может быть, тебе надо дать ему поблажку.

Она нахмурилась; когда она хмурилась, это тоже было очень красиво.

– Я думала, ты будешь на моей стороне, я знаю, порой он и тебя тоже бесит.

– Нет! – со смехом солгал Дэн. – Нет, серьезно, ты должна подумать, каково это все для него. Он ведь был большим человеком в студенческом городке, в колледже. Он и Эндрю… команда по регби, студенческий совет, все эти штуки. Для некоторых людей бывает непросто приспособиться к жизни после этого, к реальному миру, когда ты уже ничего особенного собой не представляешь… то есть я не говорю, что он ничего собой не представляет…

– То же самое и он твердит, – пробормотала Джен, выпятив красивую нижнюю губу. – Год адаптации, бла-бла-бла. Но от этого мне делается еще тревожнее, как будто это у меня на адаптацию только один год. И этот год почти закончился, а я так и не чувствую себя приспособившейся! Я пока не чувствую себя готовой пускаться в путешествие, я чувствую себя так, что мне нужно сначала привыкнуть к нормальной трудовой жизни. А что касается брака…

– Он говорит о браке? – спросил Дэн, надеясь, что она не услышала в его голосе нотку отчаяния.

– Ну, пока ничего конкретного, никаких дат, но… Ты же знаешь, мы всегда об этом думали. Мы этого хотели.

Дэн мысленно отругал себя за трусость, за то, что у него не хватает смелости спросить: «Хотели или хотите?» Впрочем, он знал ответ, знал, что она выйдет за Конора, он всегда это знал. Только сейчас вот она сидит перед ним, уперев подбородок в колени, и смотрит на него, чуть раскрасневшаяся, с улыбкой на губах, и он уже больше ничего не знает.

– Чему ты улыбаешься? – спросил он ее.

– Просто так. – Она засмеялась (ее смех был как музыка, саундтрек к фильму, который он снял бы, фильму об очертаниях ее губ).

– Продолжай.

Она набрала в грудь воздуха и выпустила его, раздув щеки.

– Видишь ли. Это звучит глупо. И немного щекотливо…

– Давай, – сказал он, ткнув пальцами ног в ее пальцы, причем от этого физического контакта по его позвоночнику пробежал электрический ток. – Ты можешь мне рассказать.

Еще один глубокий вдох.

– Хорошо. Ну, понимаешь, я с Конором с шестнадцати лет. Это треть моей жизни. Одна треть! И дело в том, что… – Она умолкла. Легкий румянец на ее бледных щеках разгорелся сильнее. Она выглядела красавицей, она и была красавицей – ему пришлось отвести взгляд, ему пришлось сесть себе на руки, чтобы не дотронуться до нее.

– Дело в чем? – Он чувствовал, что беседа скатывается в неисследованные воды, опасные воды. – Ты можешь мне рассказать, – опять произнес он. – Ты можешь рассказать мне все.

Она засмеялась.

– Ничего такого. – Она обхватила руками колени и наклонила голову, спрятав лицо. – Просто если мы будем вместе, если мы поженимся, как все всегда думали, тогда он будет полностью для меня. А я – для него. Никогда не будет никого другого.

Голос ее слышался нечетко, он не был уверен, что правильно ее понял. Действительно ли она говорит об этом, о том, что хочет быть с кем-то другим? Он нервно рассмеялся.

– Я… э… не думал, что девушек беспокоят такие вещи, – сказал он.

– Да, беспокоят. – Она все еще сидела, уткнувшись в колени, но спустя мгновение подняла голову, лицо ее было ярко-красным. – Глупо, да? Я имею в виду, что это ведь хорошо – всегда быть только с одним человеком. Это ведь хорошо – всегда желать только одного человека, разве нет?