Читать книгу "Боевая рыбка. Воспоминания американского подводника - Джордж Грайдер"

Я совсем не хотел идти на вынужденное погружение, и менее всего в проливе Ломбок, поэтому отвернул и запустил четыре дизеля в попытке оторваться от него. Некоторое время он постоянно сокращал расстояние, пока не оказался на дистанции примерно в три тысячи ярдов, но я все еще не погружался. Я был полон решимости этой же ночью пройти пролив, зная, что, если сейчас мы отложим это, вторая попытка будет вдвое труднее.

Он мог бы воспрепятствовать нашему движению, если бы изменил курс так, чтобы оказаться между нами и проливом, однако продолжал следовать за нами по прямой. Наконец мы прибавили скорости и стали отрываться, с ускорением примерно один фут в минуту. Мы произвели свое последнее изменение курса и шли посередине пролива с патрульным катером за кормой, когда опустилась ночь. Тогда катер открыл по нас огонь.

Поначалу я отказывался это признать.

– Он стреляет, командир, – сказал мне вахтенный офицер Том Бек с нотками озабоченности в голосе.

Я отрицательно и с надеждой покачал головой.

– Нет, – сказал я, – он подает сигнал.

Мне очень хотелось так думать, а через минуту пришлось признать правоту Тома. У катера на носу, как оказалось, была 20-миллиметровая пушка, и снаряды начали падать вокруг нас, за кормой впереди нас и справа и слева по борту.

И все же я не хотел нырять. В проливе было множество других сторожевых кораблей, и если бы мы сбавили скорость, то оказались бы в затруднительном положении. Я решил, что самый лучший выход попытать счастья с этим противником – продолжать идти полным ходом в Индийский океан. Я отправил Тома и сигнальщиков вниз и остался на мостике один.

И там, наверху, в темноте, я пошел на долго откладываемый вынужденный шаг. Никто на «Флэшер» не знал, что со мной произошло в несколько следующих минут.

Мы заранее разработали план на случай ситуации, и внизу, в боевой рубке, все думали, что я приводил его в исполнение. Это был достаточно хороший план: мы приготовили бидон, наполненный порохом и пропитанными маслом тряпками с фитилем. Идея состояла в том, чтобы поджечь его в случае атаки патрульного катера и выбросить за борт. Он взорвется и вспыхнет, а противник подумает, что это мы, и будет его расстреливать, в то время как мы весело продолжим свой путь.

Бидон стоял позади меня на мостике, но, когда снаряды стали падать ближе к «Флэшер», у меня пропал всякий энтузиазм к тому, чтобы зажечь даже спичку на мостике. Это дало бы слишком хороший ориентир на цель. Вместо этого я выбросил бидон за борт и стал думать, какую часть своего тела мне не так жалко подставить под удар.

На мостике всегда было несколько выдерживающих большое давление контейнеров для хранения боезапаса для нашего автоматического малокалиберного орудия. Они были округлые, около восемнадцати дюймов в диаметре и хороши для того, чтобы за ними спрятаться, за исключением одного недостатка. Я обнаружил, что могу укрыть за контейнером примерно одну треть своего туловища.

Слишком мало написано о проблеме того, что выставлять, если у вас вообще есть что выставлять. Она может быть весьма мучительной.

Сначала я согнулся, спрятав голову и плечи за контейнер, думая предохранить свои верхние уязвимые части тела. Просвистел снаряд, моя нижняя часть дернулась, и ужасная мысль пришла мне в голову.

– Боже мой! – пробормотал я. – Если меня в конечном счете заденут, это будет ужасно! Что я скажу?

Я нервно повернулся, сел на корточки и высунул голову.

Но кому нужны нетронутые ягодицы, если будет снесена голова?

Я размышлял над этим вопросом со все большим беспокойством и наконец сделал отчаянный шаг, о котором прежде не признавался никому. Обстрел стал наиболее интенсивным, и был период, когда подлодка США «Флэшер», это славное победоносное оружие военного флота Дяди Сэма, шла курсом на юг через Ломбокский пролив со скоростью девятнадцать узлов, с пустым мостиком, если не считать командира, у которого виднелась лишь одна верхняя часть головы. Я разрешил проблему, убрав нижнюю часть тела в люк.

Я подвергался этому наказанию все время, пока патрульный катер не остался далеко позади, и лишь тогда возвратился на свой пост и как ни в чем не бывало позвал Тома Бека, чтобы сказать ему, что теперь он может подняться не опасаясь. Он подошел, и мы радовались вместе, пока не посмотрели вперед и не увидели второй патрульный катер, приближающийся к нам с юга.

На этот раз и в самом деле не оставалось ничего другого, как уходить под воду. Мы погрузились, и я сказал себе, что теперь, 22 декабря, мы должны выдержать глубинную бомбежку, которую заработали, но не получили.

Он прошел прямо над нами и продолжил путь дальше, так и не сбросив глубинную бомбу. Вероятно, он нас так и не заметил. И что еще лучше, когда мы ушли под воду, совершенно сбили с толку первый патрульный катер. Через полчаса мы уже вновь были на поверхности, двигаясь на юг и ликуя.

Оставалось еще миновать береговые батареи на острове Бали, на южном конце пролива. Теперь моя самонадеянность улетучилась. По мере того как мы приближались, я становился все напряженнее. Мы подтянулись как можно ближе к острову Ломбок и осторожно шли вдоль него, задержав дыхание, и в тот самый момент, когда я подумал, что для них самое подходящее время, чтобы открыть огонь, в небе над Бали сверкнула молния, и я чуть не свалился за борт от неожиданности.

Для меня в тот вечер это был последний знак судьбы, который состоял в том, что меня прикрыла вспышка молнии.

Батареи так и не открыли огонь, и через несколько минут на «Флэшер» началась качка, и она стала зарываться в воду, когда окунулась в высокие, славные и удивительно безопасные волны Индийского океана.

Теперь мы могли расслабиться и подшутить над Снэпом Коффином. Снэп был инженером, на берегу бегал по общественным делам, но был очень серьезным офицером на борту корабля. Учитывая установившуюся традицию, согласно которой на меня были возложены штурманские обязанности при возвращении домой «Уаху» во время третьего патрулирования, Снэпу поручили быть штурманом на оставшееся время пути.

У нас оставалось топлива на опасном пределе, о чем ему, как инженеру, было прекрасно известно. Это требовало точной обсервации, а у Снэпа было очень мало опыта в этом деле. В течение первых двух дней он проявлял беспокойство, пока к нему не стала возвращаться самоуверенность, тогда офицеры и другие члены экипажа «Флэшер» сговорились против него и чуть ли не подорвали его моральный дух.

Мы были в добрых шестистах милях от ближайшей суши и шли курсом на залив Эксмут к пункту на северо-западе Австралии, где должны были дозаправиться. Однажды мы сидели в кают-компании, когда вошел Снэп со своим дневным докладом для меня.

Он обозначил мне наше местоположение, а я поблагодарил его и спросил, уверен ли он в своей правоте.

– Да, сэр, я уверен, – сказал он. – Это наше точное местоположение. Я сделал утром отличную обсервацию и проложил линию системы координат от положения утреннего солнца, а теперь определил обсервационное место судна в полдень. Я знаю точно, где мы находимся.